— Хорошо, давай обсудим правила нашего брака.
— Правила брака?
— Во-первых, ты не должна целоваться ни с кем, кроме меня.
— Правда? — Должно быть, Джемма уже оправилась от стыда, потому что сумела произнести одно-единственное слово с интонацией глубокой задумчивости.
— Никогда больше.
— Подумаю, пожалуй.
Объятие стало крепче.
— Никаких раздумий и никаких поцелуев.
— В таком случае я изложу второе правило брака.
— Слушаю.
— Ты не должен оставаться равнодушным, если кто-то пытается меня поцеловать, — прошептала Джемма. — Будь то во время танца или когда-нибудь еще.
— Я…
Джемма склонила голову мужу на грудь и заглянула в глаза.
— А третье правило? — спросил Элайджа.
Джемма обняла мужа.
— Никогда не позволять гневу встать между нами.
Элайджа разомкнул объятия, поднялся и бережно, словно хрупкую фарфоровую статуэтку, опустил жену на землю.
— Так и будет, — сказал он. — А теперь пришла пора доставить герцогиню домой — в целости и сохранности. Думаю, тебе будет приятно узнать, что завтра у меня свободный день и мы отправимся с тобой на прогулку.
29 марта
— Едем на Коу-кросс, — сообщил Элайджа следующим утром.
— Где это?
— В Спитлфилдзе.
Джемма растерялась. Квартал Спитлфилдз пользовался мрачной репутацией одного из самых бедных и неблагополучных во всем огромном Лондоне. Грязные доходные дома соседствовали там с сомнительными лавчонками. Торговцы не подчинялись общепринятым правилам; их то и дело обвиняли в бессовестном обмане, вплоть до продажи крысиного мяса. Но разве можно найти правду в районе, насквозь пропахшем жареным луком и прогорклым куриным жиром?
По выщербленным мостовым никогда не ступала нога герцогини. Джемма даже осмелилась подумать, что если в Спитлфилдз когда-нибудь и заглядывали леди, то только особого, миссионерского, склада ума и скорее всего вооруженные на случай необходимой обороны.
— Хочу показать тебе один дом; не такой красивый, как цветочный рынок, но не менее интересный, — пообещал Элайджа обыденным тоном.
— Коу-кросс расположен на окраине квартала? — с надеждой в голосе уточнила Джемма, сознавая собственную трусость.
— Нет, в самом центре. — Герцог помог жене сесть в карету. — Это крошечный переулок, зажатый между сточной канавой и улицей Симпл-Бой-лейн. География бедных районов вообще мало кому известна, — добавил он, хотя Джемма знала об этом.
— Я не готова похвастаться тем, что могу запросто навестить кого-нибудь из местных обитателей, — призналась она. — Кто там живет?
— На Коу-кросс селятся главным образом стекольщики, — пояснил Элайджа.
— Понятно. И?..
— Одно из зданий в переулке принадлежало отцу и досталось мне по наследству.
— Ты владеешь недвижимостью в Спитлфилдзе? — недоверчиво переспросила Джемма. Трудно было ожидать, что моралист и воинствующий защитник бедных сдает в аренду жилье.
— По-твоему, следовало сровнять дом с землей?
Джемма постаралась загладить оплошность.
— Прости, я всего лишь немного удивилась, узнав, что этот район оказался в сфере твоих интересов.
— Кто-то ведь должен заниматься даже трущобами — рассудительно отозвался герцог, но потом все-таки смягчился и ответил по существу: — Строго говоря, комнаты я не сдаю.
— Содержишь сиротский приют? — радостно предположила Джемма. Конечно, как она сразу не догадалась? Элайджа непременно должен заниматься благотворительностью.
— Никаких детей! — отрезал герцог. — Предупреждаю, тебе может не понравиться. Да, я унаследовал заведение от отца и стараюсь его поддерживать. Но все равно стыжусь.
— Если стыдишься, то почему не продашь?
— Не так-то просто это сделать, — туманно заметил Элайджа и добавил: — Нам принадлежит стекольный завод на Кэки-стрит.
— О! — неопределенно отозвалась Джемма. — Крупное производство? И где же оно расположено?
— Здесь, в Спитлфилдзе.
Джемма немного подумала, сняла бриллиантовый кулон — подарок матери — и спрятала в глубокий карман на дверце. Конечно, Элайджа в обиду не даст, но все-таки лучше не рисковать.
— Маффет нас дождется?
— Непременно. Но при желании можно прогуляться пешком.
Гулять в Спитлфилдзе? Ни за что! Ее инстинкт самосохранения работал исправно.
Все вокруг казалось чужим и страшным. Магазины и лавочки сбились в кучу подобно шатким зубам старика: кривые, грязные, с протекающими крышами. Налево и направо тянулись узкие переулки, но дома нависали так низко, что солнце никогда не проникало под темные крыши. Темнота наваливалась густой вязкой массой.
Джемма негромко откашлялась.
— Элайджа…
— Да? — Он упорно продолжал смотреть в окно, хотя, кажется, почти не замечал окрестностей.
— Мне еще ни разу не доводилось бывать в Спитлфилдзе.
— Не волнуйся, ничего плохого не случится, я вполне в состоянии тебя защитить.
Она прикусила губу.
— Здесь безопасно, — успокоил он. — Конечно, по ночам разгуливать не стоит, но и толпы дикарей по улицам не бегают. Спитлфилдз — всего лишь район, где живут бедняки, и ничего больше. Они тоже люди: как могут, стараются заработать на пропитание, создать семью, вырастить детей. Правда, не всегда получается.
— Терпеть не могу, когда ты это делаешь, — серьезно, даже сурово упрекнула Джемма.
— Что именно? — не понял герцог.
— Вселяешь чувство вины, заставляешь чувствовать себя подлой.
— Даже и не думал.
— Наверное, это получается само собой. А ты никогда не устаешь от собственной правильности? От того, что всегда…
На красивом лице герцога появилось неприступно-холодное выражение.
— Всегда? Что всегда?
— Всегда точно знаешь, что надо делать. — Ей хотелось добавить: считаешь себя выше нас, легкомысленных смертных. Но увы, не хватило храбрости.
— Я ничем не лучше и не хуже остальных! — отрезал Элайджа. — Не раз мне случалось идти на компромисс, когда становилось ясно, что справедливый, человечный выбор отброшен за ненадобностью.
Экипаж замедлил ход и остановился.
— Не бойся, — повторил герцог, подал ей руку и постарался улыбнуться. — Надеюсь, будет интересно. Хочу, чтобы ты знала: есть на свете и такой Лондон.
— Зачем?
Лакей услужливо открыл дверь.
— Тебе придется продолжать дело, — мрачно пояснил герцог.
Сердце испуганно дрогнуло: Джемма мгновенно поняла, о чем речь, но сумела скрыть ужас.
Они вышли из кареты и ступили на булыжную мостовую, покрытую толстым слоем компоста из гниющих овощей. Казалось, кто-то положил матрас из конского волоса.
