— Мне знакомо это чувство. — Мэри впервые за последние дни рассмеялась.
Он тоже засмеялся, но вдруг лицо его стало очень серьезным.
— Я знаю, что мне повезло. И знаю, что не получил бы должность, не замолви ты за меня слово. Если бы ты в тот вечер сказала ему правду, ну, о том, что я напился как свинья, да еще во время дежурства… Ты проявила благородство, хотя при этом пострадала сама. Я ведь прав?
Мэри никогда не видела его таким серьезным. Она отвернулась, чтобы он не заметил слез на ее глазах.
— Черт возьми! Я, кажется, все испортил. Ты ведь любишь его?! И у вас могло все получиться. Я же видел, что он к тебе неравнодушен…
— Господи, Дик, прошу тебя, уйди! Мне тяжело говорить на эту тему, я больше не вынесу…
Он встревожился и, приблизившись к ней, спросил:
— А что, если я скажу ему правду?
— Он тебе не поверит, зато ты можешь сам пострадать. Оставь все как есть, Дик.
Он вздохнул с явным облегчением. Жизненная философия Дика заключалась в том, чтобы быть как можно ближе к сильным мира сего. А Кохрейн — номер один в хирургии.
— Если это послужит тебе хотя бы слабым утешением, я обещаю, что теперь возьмусь за ум. С пьянкой покончено. Впрочем, я понимаю, что тебе сейчас не до меня.
— Нет, Дик, конечно, мне не безразлично. Ты можешь стать отличным врачом, если захочешь. И мистер Кохрейн так считает, иначе бы не взял тебя к себе.
После его ухода она позвонила родителям. Мэри давно не приезжала домой, боялась, что от их внимательных любящих глаз не ускользнет ее состояние. К телефону подошел отец. Первое, что услышала от него Мэри, было:
— Ты не забыла, что в воскресенье мы едем к Кохрейнам?
— Но еще мы не договорились окончательно, — попыталась она сопротивляться.
— Ерунда! — отрезал отец. — Мы договорились. Они ждут нас к двенадцати.
Спорить было бесполезно. Может быть, придумать простуду или головную боль? Но отца трудно одурачить.
Она решила дать самому Ричарду шанс отказаться от приглашения и позвонила, выбрав момент, когда он оставался один у себя в кабинете.
— Простите, что вас беспокою, — нервно сказала она. — Может быть, вы забыли о… о договоренности на воскресенье…
— Визит ваших родителей? Конечно не забыл. А что случилось?
— Может быть, вы теперь не хотите, чтобы мы приезжали… Я имею в виду… — Она умолкла, но потом, собравшись с силами, предложила: — Вы можете сослаться на срочную работу.
— Нет, Мэри, не думаю, — с привычной резкостью прозвучал ответ. — Не понимаю, почему я должен лгать, чтобы выручить вас? К тому же я действительно жду ваших родителей с нетерпением.
— Тогда я придумаю оправдание для себя. Скажу, что дежурю.
— Как угодно, — равнодушно сказал он. — Я давно знал, что вы лгунья, но не знал, что еще и трусиха.
— Я не трусиха! — выкрикнула она, выходя из себя. — И докажу это. Я приду.
Но всю неделю Мэри ждала воскресенья со страхом и мечтала об одном — чтобы оно поскорей прошло.
В воскресный октябрьский день ослепительно светило солнце, хотя холодный ветерок напоминал, что уже глубокая осень. Они приехали в Торнтон-Холл сразу после полудня. Ее родители пришли в восторг от старинного дома.
У подножия парадной лестницы их встречал мистер Кохрейн. Он тепло приветствовал родителей Мэри, потом повернулся к ней.
— Рад, что вы нашли силы и время приехать, — шутливо сказал он.
— Я и не знала, что были какие-то сомнения по поводу твоего приезда, дорогая, — сказала ничего не подозревающая миссис Хантер, когда они все вместе поднимались по лестнице к главному входу.
— Ваша дочь слишком добросовестно относится к работе — а тут как раз встал вопрос о дежурстве в этот выходной.
Родители, восхищавшиеся красивым фасадом Торнтон-Холла, ничего не замечали. Отец оглядывался кругом с большим интересом, пока они шли через дом к большой террасе.
— Надеюсь, вы не замерзнете, — сказал Ричард. — На террасе даже зимой на солнце бывает тепло.
Миссис Кохрейн поднялась им навстречу с тростникового плетеного кресла.
— Простите, что не спустилась вниз встретить вас. Что-то сердце пошаливает последнее время, и Ричард заставляет меня побольше отдыхать.
Ричард пригласил чету Хантер подойти к каменной балюстраде, чтобы они могли полюбоваться открывающимся видом, а миссис Кохрейн указала Мэри на кресло рядом с собой и, когда Мэри села, спросила:
— Расскажите мне о себе, моя дорогая. Вы неважно выглядите. Что-то случилось?
Было бы проще всего небрежно ответить, что у нее все в порядке, но Мэри вдруг ощутила себя несчастной и одинокой. Она поспешно отвернулась, но миссис Кохрейн заметила на ее глазах слезы.
— Что случилось, детка? — участливо спросила она. — Надеюсь, вы не поссорились с моим сыном?
Она молча кивнула.
— Вы думаете, я ничего не заметила, — сказала миссис Кохрейн с мягким упреком. — Нет, милочка, мы, старики, все видим. Я сразу же поняла, что вы неравнодушны к Ричарду, а он — к вам. Поэтому меня просто поразило, когда я узнала, что он начал встречаться с этой миссис Уортон.
— Но к несчастью, — попыталась улыбнуться Мэри, — он не разделил вашего мнения. — И не смогла удержаться от вопроса: — А он часто встречается с миссис Уортон?
Миссис Кохрейн брезгливо поджала губы.
— Почти каждый вечер. Я боюсь, что он не выдержит ее напора и все-таки женится на ней.
Мэри не знала, что и сказать: слишком много нового сразу обрушилось на нее. Она сидела неподвижно, улыбаясь точно автомат, когда внезапно к ним подошел Ричард.
— Прошу к столу, — громко позвал он.
Кажется, только Мэри не доставлял удовольствия вкуснейший обед. Полное отсутствие аппетита она отнесла на счет нервного напряжения последних дней. Ковыряя вилкой еду, она пыталась хоть как-то поддерживать разговор, все время ощущая на себе внимательный взгляд Ричарда.
Он разговаривал только с ее родителями, хотя не сводил глаз с Мэри. По его лицу невозможно было понять, что он испытывает, глядя на нее.
После обеда он повел мистера и миссис Хантер в сад. Миссис Кохрейн отправилась отдыхать, а Мэри пошла в гостиную и села там в кресло, взяв воскресную газету. Так и застал ее вошедший в гостиную Ричард. Увидев Мэри, он удивился:
— Я думал, вы пошли в сад.
— Мне захотелось отдохнуть. — Она быстро подняла газету и сделала вид, что читает.
Нахмурясь, он забрал газету у нее из рук.
— Никак не могу понять вас. Когда я спустился, чтобы позвать вас обедать, вы едва не плакали. Позвольте узнать: почему?
Мэри хотелось крикнуть: я плакала из-за тебя! Но разумеется, она промолчала.
