— Наверное, прежде всего от мистера Кохрейна? Он вчера звонил и был очень сердит на тебя. Но позвонил он сам, а ведь обычно это делает сестра.
— Наверно, чтобы доставить себе удовольствие повторить еще раз, какая я дура, — с горечью заметила Мэри.
— Нет, дорогая, ты не права, — быстро ответила мать. — Он уверял нас, что доктор О'Мэйли первоклассный хирург.
— Но он мог бы объяснить мне, почему не взялся прооперировать меня сам!
— Он не верит в удачные операции хирурга на близких людях. Личная привязанность мешает хирургу беспристрастно подойти к ситуации, и он может сделать роковую ошибку, — сердито заявила миссис Хантер.
— Близких? Так он, оказывается, так привязан ко мне? — Мэри едва не разинула рот от удивления.
Мать кивнула:
— Он очень беспокоился за тебя. Он не стал бы так волноваться и сердиться, если бы это было не так.
Маленькая искорка надежды загорелась в душе Мэри, но тут же снова погасла.
— Это ничего не значит. Наверное, он и своих собак тоже любит. Если бы он по-настоящему беспокоился обо мне, он зашел бы сегодня утром.
После ухода матери Мэри каждый раз вздрагивала, когда открывалась дверь. Приходили все, кроме Ричарда, — старшая сестра, другие медсестры, заходили справиться о ее самочувствии коллеги врачи. В семь часов раздался резкий стук. Потом она услышала за дверью голос сестры Браун.
— Она очень устала, доктор Кохрейн.
Сердце у Мэри отчаянно забилось. Она страстно понадеялась, что сестре Браун удастся не впустить его сегодня, но Ричард привык добиваться своего.
— Ну, еще один посетитель ее не убьет. — И с этими словами открыл дверь. Стоя на пороге, он внимательно смотрел на Мэри. За его спиной виднелось недовольное лицо сестры Браун.
— Уж вам-то, мистер Кохрейн, как никому другому, должно быть известно, что не следует врываться таким образом к больной после операции.
Мэри вдруг впервые ощутила, что на ней полупрозрачная ночная рубашка — обстоятельство, не смущавшее ее, когда заходили другие мужчины. Она натянула простыню до подбородка.
— Сестра права, я ужасно устала, — пробормотала она, но с таким же успехом могла промолчать, потому что он не обратил ни малейшего внимания на ее вялый протест.
Ричард перевернул табличку на двери обратной стороной, чтобы их не беспокоили, и закрыл дверь прямо перед носом рассерженной сестры Браун.
— Простите. Мне жаль, что вы устали, Мэри, — спокойно извинился он, — но я ненадолго задержу вас. Видите ли, я имел серьезный разговор с моей матерью. Помимо всего прочего, она сказала мне, — тут его серые глаза впились в ее смущенное лицо, — что вы любите меня. Это неправда? Отвечайте!
Он стоял в ногах кровати, напряженно выпрямившись, и ждал ответа. У нее в голове билась только одна мысль — пусть он скорее уйдет и избавит ее от этого гнусного допроса.
— Нет, это правда. Но она не должна была вам это говорить… А теперь, прошу вас, уходите, — с трудом выдавила Мэри.
Отвернувшись, она зарылась лицом в подушку и разрыдалась.
Сильные руки обхватили ее за плечи и повернули. Она чувствовала тепло его пальцев. Крепко сжимая ее руку, он страстно заговорил:
— Если бы вы дали хоть раз мне малейший знак, если бы я понял, что вы любите меня, то ничего бы не было! Почему ты не сделала этого, милая?
Руки Мэри задрожали. В голове у нее стало легко и пусто, но она боялась, что неправильно его поняла.
— Как вы назвали меня? — спросила она пересохшими губами.
— Ты прекрасно все слышала, — прозвучал спокойный ответ, и вдруг он улыбнулся своей чудесной улыбкой. Потом наклонился к Мэри и осторожно поцеловал в губы. — О, Мэри, — услышала она его шепот, — мы потеряли так много времени. Помнишь, ты уснула и проспала первую свою операцию? Думаю, я полюбил тебя с того момента, когда, проснувшись, ты посмотрела на нас, как обиженный ребенок.
Она застенчиво коснулась его щеки.
— Но я и не подозревала… Ты всегда был так резок, даже груб со мной.
— Потому что изнывал от любви к тебе. Ведь консультант не должен вести себя так: не должен влюбляться в своего ассистента. Я тешил себя мыслью, что, когда ты закончишь у меня практику, все изменится. Но когда ты перешла работать сюда, все пошло наперекосяк…
— Дик! — вдруг воскликнула Мэри. — Ты говорил с ним?
Он кивнул с мягкой улыбкой.
— И он тебе рассказал, что произошло тогда на самом деле? Ты… ты ведь не станешь его выгонять? Не испортишь ему карьеру?
— Я сказал твоему приятелю, что мне хотелось бы сломать ему шею, — последовал решительный ответ. — Знаешь, я раньше никогда не подозревал, что такое муки ревности. Это было намного хуже, чем было, когда я узнал, что Джанет мне изменяет.
— Но ты все-таки не стал ему мстить?
— Очень хотелось, но не стал. Если ты рисковала своим счастьем, чтобы помочь ему, значит, в нем есть что-то стоящее. Но ты не ответила на мой вопрос. Ведь я даже не был уверен, что хоть немного тебе нравлюсь. Ты была всегда мила с доктором Робертсом, но не со мной.
— Я же не была влюблена в доктора Робертса. — Она наконец поверила ему. — У меня есть гордость, Ричард. Я слышала много о тех женщинах, которые бегали за тобой. Я думала, что миссис Уортон…
— Муж Кристин был моим лучшим другом. Я считаю своим долгом принимать участие в судьбе его сына, но боюсь Кристин по глупости бог знает что возомнила. Умом она не блещет.
Он говорил это таким тоном, что Мэри даже испытала нечто вроде сочувствия к бедняжке Кристин.
— А если она тебя любит?
— Кристин любит прежде всего себя. Она найдет кого-нибудь еще. Но я устал говорить о других. Скажи, когда ты выйдешь за меня?
Она еще не освоилась с мыслью, что Ричард ее любит, и его предложение заставило ее задохнуться от полноты счастья.
— Я не знаю, — растерялась она, — у меня ведь работа… Я не могу бросить сейчас доктора Дэвидсона.
Он пожал плечами и стал укладывать ее обратно на подушки.
— Не можешь, и я не желаю ждать еще полгода.
Она тихонько вскрикнула от боли, вызванной переменой положения. Он хотел убрать руки, но не успел — в этот момент открылась дверь, и сестра Браун увидела Мэри в его объятиях.
Впрочем, доктор Кохрейн и не подумал смущаться.
— Как моему старому другу, сестра, — сказал он спокойно, — хочу вам поведать важную новость. Можете первой нас поздравить. Мы с доктором Хантер помолвлены.
У сестры Браун комически изменилось выражение лица — гримаса возмущения превратилась в радостную улыбку.
— Поздравляю от души, мистер Кохрейн, но помолвлены вы или нет, сэр, время покинуть пациентку и дать ей отдых.