– Язон, тебе придется поверить, – сказал Иллов. – нам всем придется в это поверить. Мы ведь поверили тебе.
– Вы слишком много базарите, – немногословная Гарпия удивила команду, вступив в разговор. – Забываете, что пути назад ни для кого из нас нет. Эйден может подтвердить мои слова – наши враги ждут нас вокруг Заповедника и не намерены выпускать нас из своих лап. Нам некуда идти – позади нас – Бездна.
Гарпия умолкла, словно выдохлась.
– Сформулируем по-другому: есть кто-то, кто не хочет идти дальше? – спросил Иллов, глядя почему-то на Эйден. Все отрицательно покрутили головами, не решаясь, впрочем, сказать вслух «нет». Лишь Персифона, нарушив молчание, заявила:
– А я всегда мечтала полетать над грозой, и никогда не верила, что за облаками ничего нет.
– Никто из нас не верил, наверное, – сказал Дит. – Как это – ничего нет?
– Я верил, – хмуро заметил Персей (Полифем кивнул), – но, похоже, я начинаю наслаждаться разочарованием.
– Так что, летим? – нетерпеливо спросила Гарпия.
– Подождите, – ответил капитан. – Эйден, ты уверена, что до Ока – полтора месяца пути?
– Полтора месяца пути на фрегате, – ответила Эйден. – Я не знаю, как быстро летает эта штука.
– Кстати, кораблик не мешает как-то назвать, – заметил Иллов.
– У кого какие мысли? – спросил капитан.
– «Неотвратимое Возмездие – 2», – предложил Еврисфей.
– Не годится, – возразил Дит. – Нельзя давать новому кораблю имя погибшего.
Экипаж принялся спорить. Каждый бурно отстаивал свою точку зрения. И тут Эйден встала со своего кресла и сказала – негромко, но все сразу притихли.
– Мы назовем наш корабль в честь того, что вело нас сюда, и что приведет нас к Оку, в честь того, что делает нас такими сильными.
– И что же это? – Персей задал вопрос, ответ на который хотел бы найти каждый из экипажа.
– Надежда, – ответила Эйден, улыбаясь.
– Так что, летим? – переспросила Гарпия.
– Погоди, – ответил Язон. – Полтора месяца – это долго. Нам нужно будет чем-то питаться, что-то пить…
– Насчет воды проблем не будет, – сказал Иллов. – На борту есть штука, производящая воду из воздуха. А вот еды на борту нет, я проверил.
– Значит, надо забрать еду с «Возмездия», – резюмировал Язон. – И я предлагаю перелететь к месту его падения. Перси, это, кажется, по Вашей части?
– Если Вы стартуете – я перелечу куда угодно, в пределах Ойкумены, – улыбаясь ответила Персифона.
Язон сосредоточился, а затем…
На стенах появились «окна» трапециевидной формы, входной люк, между тем, закрылся. Весь экипаж, кроме Персифоны, с изумлением наблюдал, как стена перед носом корабля начала светиться, становясь все ярче, а затем – и вовсе исчезла. А сама «Надежда» уже неслась вперед, к далекой стене острова, мимо исполинских мерцающих машин. На стенке, тем временем, появился сияющий квадрат, и через мгновение «Надежда» выпорхнула в сумерки Ойкумены и, низко пронесясь над высоким лесом, приземлилась на проделанной падением «Возмездия» просеке.
Когда корабль замер, экипаж некоторое время продолжал пребывать в оцепенении.
– Мы движемся быстрее торпед, – нарушил Язон тишину.
– Мы движемся быстрее «Стервятников» – хмыкнул Персей. – И намного.
– Зато мы тормозим в обычной жизни, – безапелляционно заявила Гарпия. – Кто идет за продуктами?
– Я, – сказала Тристана.
– Я с тобой, – отозвался Еврисфей. – Эри, айда с нами!
Эриния кивнула.
– Кто еще? – спросил Язон.
– Никого не надо, – ответил Еврисфей. – Я собираюсь забрать с корабля уцелевших големов, их и нагрузим.
– А личные вещи? – уточнил Язон. – Нам их тоже следует забрать.
– Заберем, – сказал Еврисфей. – Мои ребята – выносливые…
…Тристана стояла на пороге их выгородки. Их маленького рая, покинутого – как и весь фрегат. Тристане было почти физически больно, словно в сердце вогнали иглу. Они с Эйден были так счастливы здесь…
А теперь она так далеко. Близко – и далеко. Расставание – оно так болезненно, так горько, словами не передать. И Трис, никогда не робевшая, сейчас боялась войти в выгородку, боялась коснуться ложа, на котором было так много сказано словами – и еще больше сказано без слов, языком нежности и любви, языком прикосновений…
Трис машинально потерла глаза – слезы щипали веки, нестерпимо и болезненно, но плакать она не могла себе позволить.
Прикрыв на мгновение глаза, она переступила порог. Мир вокруг не рухнул, ничего не изменилось. Вещи были заранее свернуты в баул – оставалось только взять его и отнести на корму, где Еврисфей и Эриния нагружают уцелевших големов… или уже просто милуются, пользуясь ее отсутствием?
Трис скрипнула зубами. Пусть это и не очень хорошо, но чужое счастье сейчас ей было неприятно. Не потому, что она завидовала – а потому, что собственное счастье она потеряла. В голове Трис царила сумятица, она не могла сосредоточиться, ее мысли метались, и лишь вопрос «что я сделала не так?» просто горел в ее сознании…
Она подошла к своей койке – почему-то именно ее койка стала для них прибежищем, а выделенная Эйден пустовала. Медленно наклонившись, подняла баул, стараясь забыть, что этот сверток некогда был их ложем любви. Взвалила на плечи и обернулась к койке Эйден.
На ней сидел ангел. Её ангел.
– Что тебе здесь надо? – спросила Тристана, поражаясь тому, как грубо звучит ее голос.
– Поговорить, – ответил ангел.
– Зачем?
– Потому что мы… – ангел смотрел на Трис, и ей показалось, что выражение лица его стало наивно-растеряным, таким же, как у Эйден. В это лицо она влюбилась, это лицо заставляло трепетать ее душу…
– Зачем?!!! Зачем ты делаешь это?!!! – Тристана готова была броситься на ангела с кулаками, если бы в этом был хоть какой-то смысл. – Вы отняли у меня все! Мою первую любовь убили, моего первого мужчину лишили всего, кроме разума, мою любимую украли, украла ты…
Ангел внезапно оказался рядом с Тристаной; его руки и крылья обвили ее, окружив сиянием хрупкую, но такую сильную фигурку.
– Я ничего не забирала у тебя, – сказал ангел. – Эйден для меня – как мать. Наши природы совершенно разные, и любовь у нас разная. Знаешь, что такое любовь ангела?
Тристана отрицательно покачала головой; по ее щекам текли слезы.
– Когда мы любим, мы долго не можем встретиться; я не знаю, почему так, но так и есть. Наконец, мы сходимся, и тогда вы видите грозу.
Тристана посмотрела на ангела; сквозь слезы он казался еще светлее.
– Когда мы сходимся в любви, мы невероятно далеки друг от друга. Но наша любовь пронзает Ойкумену; Вы видите ее как реку огня и сияния.
