Пирамиду я разбил плохо. «Ну ничего, – решил, – пусть немного потешится, постучит по шарикам. Даже если попадет, все равно я ее прихлопну!»
Она не спешила. А я буквально трясся, дожидаясь своего удара.
Она долго выбирала кий.
Наконец выбрала.
Намелила его, очень тщательно.
Сняла рюкзачок. Обошла бильярдный стол.
Как ни странно, выбрала очень правильную позицию и примерилась, присев к краю биллиарда. Потом не спеша нацелилась на многообещающую комбинацию шаров.
Ударила.
И забила.
Потом еще, и так – пять шаров подряд. Понятно, что я испытывал, когда она дала маза.
Я резко подбросил кий, ударил и промазал.
От досады даже вскрикнул и чуть не переломил кий о колено.
Она же, не обращая никакого внимания на мои эмоции, забила еще три шара, чем и закончила партию.
Стараясь не замечать ее торжествующего взгляда, я лихорадочно начал собирать шары в новую пирамиду.
Составил. Быстро намелил кий и повернулся к ней, предложил новую партию.
– Одну минуточку. А усы?
– Какие усы? – не въехав в вопрос, ответил я.
– Обыкновенные, рыжие твои.
Я опять машинально потрогал мою гордость.
– Но у меня же бритвы нет. Потом сбрею.
– Договаривались – сейчас!
– Сейчас, сейчас… бритвы нет! Так ты будешь играть или нет?
– Буду, конечно. Но сперва ты сбреешь усы, как договаривались.
– Чем сбрею? Что ты думаешь, я с собой бритву, как бумажник, в кармане ношу?
– Зато я ношу.
Она взяла свой рюкзачок, развязала его и вытряхнула прямо на пол: тапочки, презервативы, жвачка, тампоны, помада, тени, мыло, полотенце, салфетки, зубная щетка, паста и пачка одноразовых бритвочек.
Поковырявшись в этой кучке, она взяла хрустящую упаковку с лезвиями и бросила мне.
– Туалет там, – показала она мне в глубь кафе.
Я поймал пакетик. Повертел его в руках и молча поплелся в туалет.
В туалете открыл горячую воду, поискал взглядом, чем бы намылить усы.
Взял в руки кусочек мыла, посмотрел на себя в зеркало и сказал отражению:
– Идиот!
Намылил усы. «Отрастут еще. А вот как она будет отращивать, когда проиграет?» Тешась этой мыслью, сбрил свою мужскую гордость быстро и решительно.
Побрившись и рассмотрев себя в зеркале, я остался вполне доволен: я даже помолодел, что немаловажно в моем возрасте.
Когда я вышел в зал, сразу же получил комплимент:
– А ты выглядишь гораздо моложе, чем раньше, – она запнулась и добавила: – До того, как проиграл.
Я смолчал. Как ни странно, после этой парикмахерской интермедии я сразу успокоился.
Подошел к бильярду, поправил пирамиду и жестом пригласил ее начать.
Она разбила плотно ставшие шары, и через несколько минут все было кончено она проиграла.
Забив последний шар, я, не разгибаясь, посмотрел из-под руки на интриганку.
Она спокойно поставила кий и, подхватив свой рюкзачок, направилась в сторону туалетов.
Я стряхнул мел с ладоней и пошел к бару. Заказал себе водки и томатного сока. Выпил. Злость куда-то ушла. Разбирало любопытство: каким же образом она отрастит усы?
Я не сводил глаз с дверей женского туалета.
Наконец дверь открылась, и она вышла.
С усами.
У меня челюсть отвисла.
Она приближалась. Я весь напрягся.
У нее были усы! Маленькие, аккуратненькие, правда, нарисованные. Но нарисованные классически. Похоже, тушью для ресниц.
Она подошла, забралась на табурет у стойки, попросила белого вина и, повернувшись ко мне уже с бокалом, сказала:
– Мяу!..
Мне от выпитого стало уютно и хорошо, и я, рассмеявшись, поцеловал ее в носик.
Она допила вино, и я сказал:
– Пойдем, киса.
Бармену стоило больших трудов сдерживать свое удивление по поводу перемен в нашем волосяном статусе, но и он в конце концов расхохотался, после того как она на прощанье и ему сказала «Мяу». На радостях он забыл сдать мне сдачу.
Мяуча и смеясь, мы в обнимку вышли из бара и поспешили ко мне домой.
Утром она ушла.
С усами на лице.
Я дал ей денег и спросил:
– Мы еще встретимся?
Она просунула голову в щель между дверью и косяком, мяукнула вместо ответа и помахала мне лапкой, то есть ладошкой.
А вечером, ближе к ночи, я опять зашел в свой любимый ночной клуб. Попить пива. И посмотреть на ту, что мяукала мне всю ночь.
Музыка. Сигаретный дым. Сумасшедший мелькающий свет. И опять она посреди танцевальной площадки: в ритме, в себе, вся как цветок на сильном ветру, хлещущем ее со всех сторон и… с усами.
Я сперва подумал, что мне мерещится.
Пригляделся, нет – с усами!
Помахал ей рукой, а она мне. И даже, как мне показалось, мяукнула. Может, показалось, а может, и нет.
Так и текло время: она танцевала, я пил пиво.
Когда она на какое-то время сошла с площадки, я разыскал ее – хотел поговорить, повспоминать, подержать за руку и посмотреть на усики.
Но не успел я сказать и полслова, как опять почувствовал на своем плече знакомую уже тяжелую и серьезную руку, а потом услышал:
– Погоди, друг.
Обернулся.
Все тот же костюм и все тот же взгляд глаза в глаза.
– С ней можно общаться только через меня.
– Почему? – спросил я автоматически.
Прежде ответа – жесткая улыбка тонких губ:
– А потому, что она денег стоит. Хочешь общаться – плати.
Почему-то от этих слов на душе у меня стало как-то нехорошо.
Я посмотрел на нее: лицо равнодушное, сосет какой-то розовый коктейль через соломинку и подрагивает всем телом в такт музыке.
Я заплатил.
– Идем! – бросил я ей через плечо и, не оглядываясь, пошел из зала, наталкиваясь на веселых плясунов.
На улице закурил. Минут через пять выскользнула она.
Встала в сторонке и стала что-то чертить на асфальте носком тапочки.
Меня это разозлило.
– Сотри усы! – рявкнул я.
Она мельком глянула на меня и показала кукиш.
От такой дерзости я прямо онемел. Передо мной стоял настоящий зверек, а не девчонка!
Плюнул я, махнул ей рукой и поплелся домой. Она – в метре сзади.
Настроение у меня вконец испортилось.
Я даже стал спрашивать себя, на кой черт она мне сдалась.
Оглянулся: она опять стояла напротив большой витрины того кафе, где был бильярд.
Она задумчиво смотрела сквозь стекло.
Я остановился, посмотрел на нее, и так мне стало ее жалко, что даже в груди защемило.
Я подошел и обнял ее.
Она ткнулась мне в плечо. И вдруг спросила:
– А почему ты покупаешь женщин? Ты что, не способен просто познакомиться и увлечь девушку? Почему тебе надо нас покупать?
Она отстранилась и серьезно посмотрела на меня.
Я опешил.
– Почему покупаю? Я не покупаю! Но ты же заплатил моему сутенеру.
– А ты что, его собственность?
– Наверное. Ну да ладно, пошли. Это я так…
И она, тряхнув головой, зашагала в сторону моего дома. А я за ней.
