Его рот был теплым и пах кострами, дорогими духами и мятой. Это высосало из меня все мысли, вызывая головокружение.
Его тело казалось сильным, твердым и чуждым. Я влилась в него, обвивая его, как осьминог.
Он высунул кончик языка, раздвигая мои губы. Когда я с нетерпением открыла их, его удовлетворение отразилось в моем животе.
Он обхватил меня сзади за шею, чтобы углубить поцелуй. Теперь его язык был полностью у меня во рту, исследуя территорию так, будто он завоевывал каждый дюйм.
Вкус свежести от его жевательной резинки наполнил меня. Он был восхитительным, применяя правильное количество давления.
Вот так его резкие слова и каменная внешность растворились в страсти, огне и развратном обещании вещей, с которыми я не знала, смогу ли справиться.
Место между ног пульсировало.
Я попыталась вспомнить, было ли что-то, что я когда-либо делала раньше, похожим на это. Ответ был удручающе отрицательным.
Это была совершенно новая территория. Неизведанные воды, в которые я хотела погрузиться прямо сейчас.
Я захныкала ему в рот, дергая за лацканы его пиджака, мой язык преследовал его. Мне было все равно, что он думает обо мне. Я больше никогда его не увижу.
Мои руки блуждали по его рукавам, сжимая дорогую ткань и твердые мускулы под ней. Он был атлетически сложен, но не выглядел громоздким.
Господи, он был прекрасен.
Холодный, гладкий и величественный, как мрамор.
Словно кто-то вдохнул в римскую статую достаточно души, чтобы заставить ее двигаться, но недостаточно, чтобы заставить ее чувствовать.
Когда мы пожирали друг друга, я задавалась вопросом, могу ли чувствовать каждый отдельный гребень его шести кубиков. Я ощупала его пресс. Я могла бы.
Подождите, пока Фрэнки не услышит об этом. Она собиралась заплакать горькими слезами.
Ромео толкнул меня к стене, два раза обвивая мои темные локоны своим кулаком, как поводья лошади. Он дернул меня, запрокидывая мою голову и углубляя наш поцелуй.
Его массивная эрекция впилась мне в бедро, пульсируя от жара и желания. Острые ощущения пробежали по моему позвоночнику.
— Боже, Боже, — его хватка усилилась. Я чувствовала, как он разворачивается, стены вокруг него чуть-чуть трескаются. — Ты была создана для разврата, не так ли, Печенька?
Он только что назвал меня… Печеньком?
— Еще, — я вцепилась в его костюм.
Я не знала, о чем просила. Все, что я знала, это то, что на вкус и на ощупь он был лучше любого десерта. И что все закончится через несколько минут. Я не могла позволить себе отсутствовать слишком долго.
— Что «еще»? — его рука уже скользнула в разрез моего платья у ног.
— Еще… я не знаю. Ты здесь эксперт.
Он схватил меня за задницу. Указательный палец скользнул под резинку моих хлопчатобумажных трусиков, впиваясь в мою ягодицу.
— Да. Да. Это, — я разорвала наш поцелуй, прикусив его подбородок, моя неопытность пролилась в эту встречу, когда я не смогла сдержаться. — Но... в другую сторону. Вперед.
— Ты уверена, что хочешь лишиться девственности пальцами незнакомца, который дал тебе песочное печенье?
— Тогда не толкайся внутрь, — я отдернула голову, хмуро глядя на него. — Просто работай вокруг... ну, знаешь, рамки.
Он засунул руку мне между ног, накрывая ладонью мой разгоряченный центр, сильно сжимая.
— Я действительно должен выбить из тебя дерьмо прямо здесь и сейчас за этот твой умный рот.
Это был первый раз, когда этот хитрый человек из Средней Атлантики использовал ненормативную лексику, и каким-то образом я знала, что это был редкий случай для него.
Выгнув спину, я прижалась к его руке, ища большего контакта.
— М-м-м. Да.
Он погладил мою щель через трусики, очерчивая пальцем овал, но не касаясь его. Может быть, это было потому, что его прикосновения были неторопливыми, мимолетными и были рассчитаны на то, чтобы свести меня с ума, но мои трусики увлажнились.
Сладкая пытка, это было потрясающе.
— Твой рот всегда доставляет тебе неприятности? — он прекратил целовать меня и сводил с ума, поглаживая мою киску, глядя с открытым раздражением.
Странный мужчина.
Очень странный мужчина.
Но не настолько странный, чтобы я могла уйти от того, что сейчас происходило между нами.
— Всегда. Мама говорит мне, что если бы я бегала ногами так же быстро, как бегала языком, я была бы олимпийским чемпионом ‒ ооо, это приятно.
Его палец погрузился в мою щель, обвивая мой клитор, а затем отступил так же быстро, как и появился. К своему ужасу, я услышала, как он раздвинул мои губы.
— Сделай это снова, — я уткнулась носом в его шею, чувствуя его запах, — но до конца.
Он застонал, после чего, я была уверена, прозвучал резкий шепот о том, какой беспорядок.
Эй, никто не держал пистолет у его головы.
— Тебе хоть весело? — я уже начала думать, что он жалеет обо всем.
Даже сквозь мою похотливую дымку я могла сказать, что он выглядел скорее раздраженным, чем возбужденным. Я имею в виду, его член длиной с ногу определенно сказал мне, что он не страдает, но он казался очень расстроенным из-за того, что нашел меня привлекательной.
— В восторге, — в его голосе сочился сарказм.
— Можешь пососать мои соски, если хочешь. Я слышала, что это горячо, — я потянулась к своей груди в корсете, потянув за ткань.
Его рука метнулась к моей и обхватила мою грудь, прикрывая ее.
— Щедро с твоей стороны, но я пас.
— Они довольно милые, клянусь, — я попыталась потянуть сильнее, чтобы показать ему.
Его хватка крепче сжала мою руку.
— Мне нравятся мои вещи. Скрытые от посторонних глаз. Для моего личного развлечения.
Его?
Я протрезвела.
— Твои?
В этот момент стена, к которой мы прислонились, рухнула.
Хозяйка бала стояла на подиуме, держа в руках пульт от фейерверка.
Мы тоже стояли на трибуне.
О Господи.
Это была не стена.
Это был занавес.
А перед нами сидел весь трехсотый список гостей бала.
Все с отвисшей челюстью, широко раскрытыми глазами и чертовски осуждающие.
Я сразу заметила папу.
За наносекунды его оливковая кожа превратилась в яичную скорлупу, а уши становились все краснее и краснее. Пара мыслей, наконец, просочилась в мой затуманенный похотью мозг.
Во-первых, папа определенно, на двести процентов, собирался аннулировать все мои карты, от «Амекс» до библиотечной.
И, наконец, я поняла то, что видели все.
Я в объятиях мужчины, который точно не был моим женихом.
Его рука просунула меня между ног сквозь платье.
Моя помада испорчена. Мои волосы в беспорядке… и я знала, что дала ему несколько видимых укусов любви.
— Подруга, — это была Фрэнки из глубокой пасти толпы, — мама будет держать тебя под замком, пока тебе не исполнится сорок.
Толпа разразилась возбужденной болтовней. Телефонные фонарики ударили мне в лицо, когда я попятилась назад, оттолкнув Ромео Косту.
Но ему это было не по зубам. Психопат притворился, что защищает меня, сдвинув меня за спину. Его прикосновения были небрежными и холодными. Притворство.
Что, черт возьми, здесь происходит?
— …погубила всех остальных мужчин в этом почтовом индексе...
— …бедный Мэдисон Лихт. Такой хороший парень…
— …всегда была проблемной…
— …скандальный магнит…
— …ужасное чувство моды…
Ладно, последнее было откровенной ложью.
— П-папочка. Это не то, на что похоже, — я попыталась разгладить своего Оскара де ла Рента и наступила Ромео на ногу своим остроконечным каблуком, наконец вырвавшись из его хватки.
— К сожалению, это именно то, на что это похоже, — возразил он, отступая вглубь сцены и беря меня за локоть, чтобы я присоединилась к нему.
Что, черт возьми, он делал?
— Секрет раскрыт, любовь моя.
Его любовь? Я?
Он сделал вид, что вытер руку, которая всего несколько секунд назад была у меня между ног, о мое дизайнерское платье.
