Слышишь шёпот с моего подоконника?
Глава 1. Тварь в моём манго
Элис кругами ходит за мной по моей студии в общежитии студгородка и хнычет:
— Ну сделай, сделай... Больше некому — у нас в клубе аж три девчонки с гриппом полегли! Что тебе — сложно, что ли? Я-то сколько с тобой возилась в этом триместре? А не я — кто бы тебя, русскую простофилю, выручил? Отчислили бы! Долг платежом красен!
Она права. Я не успевала ходить на физкультуру... И кто только придумал ставить физкультуру магистрантам во второй половине дня в субботу? Не учла одного — физическому воспитанию в вузах США традиционно уделяют большое внимание. Я-то думала, что об уроках аэробики можно забыть, когда окончила в России бакалавриат и уехала учиться в магистратуру в Штаты; но нет — нас, девчонок, быстро отправили разучивать пляски местных чирлидерш, дабы мы готовили танцы и представляли их в перерывах мужских соревнований в качестве традиционных групп поддержки.
Однако из-за накладки в расписании и прихоти руководителя в эти часы в субботу у меня весь триместр был важный факультативный семинар по специальности — так что Элис пришлось отдельно готовить меня к зачёту по физкультуре, разучивая со мной танцевальные движения. Она угрохала на это кучу времени; и вот теперь требовала благодарности.
— Элис, ты вообще меня представляешь в стрип-клубе? — усомнилась я в адекватности приятельницы.
— Да кого же, если не тебя? — удивилась Элис. — Фигура что надо, и лицом вышла. Станцуешь, что-нибудь занимательное им расскажешь на шоу — язык-то, чай, подвешен, не зря ж текстологией и герменевтикой занимаешься. Я пообещала достойную замену — иначе нельзя, я уже два раза в этом месяце пропустила, иначе меня уволят! А где ещё быстро и легально хороших денег заработаю?
Элис, в отличие от меня, не смогла получить стипендию, покрывающую обучение и проживание в кампусе, но не сдалась и сама платила за своё образование, за возможность получить степень магистра, — и я её уважала. Меня только удивляло, что она не боится по два раза в неделю выходить к шесту в "Sweet Dolls". "Сладкие куколки" — знаменитый клуб в Лонг-Бич; Элис подбадривала себя тем, что в самом Лос-Анджелесе клубов куда больше, и наши знакомые не потащатся смотреть на стриптиз в Лонг-Бич.
— А вдруг кто-то в поисках разнообразия приедет из Лос-Анджелеса, и...
Элис махнула рукой:
— Исключено. В нашем универе первая пара во сколько? В восемь утра! В восемь! Необходимость раннего подъёма не даст поздно вечером в другом городе веселиться. Я уж вызнала, какие клубы наши парни облюбовали...
— А профессура?
— Профессура себя таким марать не станет.
В итоге Элис меня уломала-таки. Во-первых, надавила на совесть: она меня выручила по-крупному — и теперь я должница. Во-вторых — погляжу, в самом деле, как на меня отреагируют... может, прогонят со сцены — да и дело с концом. А может, подтвердят слова Элис о том, что я хороша? Я терялась. Если настолько хороша — что же никого у меня нет? С парнями в России как-то не складывалось, да и здесь не успела ещё толком присмотреться к однокурсникам, и сама очевидно не приглянулась никому. Знаю от подружек из бакалавриата, что ещё дома, в Питере, нравилась классному парню, — с ним погулять я бы, пожалуй, не отказалась, присмотрелась бы к нему; но он так и не решился подойти: слишком, мол, умная.
Впрочем, главная причина, почему я согласилась, состояла в другом...
Дело в том, что в начале триместра я ради прикола закопала в заранее заготовленный для эксперимента горшок с землёй косточку манго, которое предварительно сама же и съела. Горшок выбрала большой и глубокий — чтобы не пришлось пересаживать: манго этого не любит и может погибнуть. Я особенно ни на что не надеялась; но ростки дали всход, и полезло деревце, сразу на восхитительно толстенькой ножке. Настоящим чудом было наблюдать, как раз в две-три недели у него появляются новые листья... Я обожала своё деревце — с ним было не так одиноко, ведь мне выделили отдельную студию без соседки; но с некоторых пор с моим манго стали происходить странные вещи.
Когда я ложилась спать вечерами, с подоконника кто-то тихо и настойчиво принимался звать меня — ровным голосом, будто таящим в себе долго сдерживаемую ярость:
— Сильвия... Сильвия! Мы к тебе — или ты к нам!
Эту фразу — "мы к тебе — или ты к нам" — я слышала дважды в сутки, как по расписанию: первый раз — когда ложилась и уже засыпала, второй — перед тем, как полностью проснуться; и она доносилась из горшка с манго, это совершенно точно. Один раз я, мигом прогнав сон, расхрабрилась и подскочила к горшку сразу, едва услышала шёпот, — тогда я ещё считала это сном и пыталась себе это доказать, чтобы успокоиться; в земле на миг мелькнуло что-то ярко-синее, блестящее, — и тотчас скрылось.
После этого я забросила манго, задёрнула шторы и не открывала их целую неделю — тем более что пугающие нашёптывания продолжались; но потом не выдержала — ведь деревце могло засохнуть. Когда я всё-таки рискнула заглянуть за занавески, оно уже вяло опустило плотные, упругие листики. Я сжалилась и полила его; а затем записалась на приём к психотерапевту, которому осмелилась признаться в том, что слышу голоса.
— Может быть, у меня стартует шизофрения? — предположила я. Врач и так и сяк меня опрашивал, проводил тесты — и покачал головой:
— Никаких отклонений не нахожу. Психика функционирует нормально. Может, переутомились? Вы же сами говорите: голос слышится только в сонном состоянии, днём ничего не беспокоит. Как-то не похоже на старт шизофрении. А что, в роду были шизофреники?
Нет, не было; хотя нормальными моих родственничков тоже не сочтёшь. Мать назвала меня Сильвией в честь Сильвии Конти — героической легендарной судьи из нашумевшего во времена её молодости сериала "Спрут" про итальянскую мафию; ей хотелось, чтобы я тоже билась с жизненными невзгодами, не сдавалась, как та молодая принципиальная судья. Папаня же мой понемногу игрался во всякие мистические штуки, а ещё кришнаитствовал: ходил и танцевал по городу в составе группы проповедников-кришнаитов.
— Нет ничего более вдохновляющего, чем такие танцы! Во время них приходит просветление! — говаривал он, не имея ни работы, ни денег, и полностью забросив семью; в конце концов он увлёкся наркотиками — и, как говорит моя мать, "оставил своё тело и теперь соединился в вечном танце с Прабхупадой". Сама она тоже одно время ходила выплясывала по городу с отцом, ездила и проповедовала какой-то странный микс из разных религий и верований; но потом сумела вынырнуть из этого. Как ни стыдно признавать, но с нею, как и с папаней, когда он "покинул тело", я рассталась без сожалений, уехав на учёбу в другую страну: мы всегда жили словно в разных мирах, и родители мной никогда особенно не интересовались.
Ехать до Лонг-Бич на электричке — с пересадкой с нашей университетской ветки Экспо на синюю линию — долго: аж два часа. За это время я успела приблизительно продумать программу своего выступления, следуя советам Элис. Если что, откорректирую по ходу... В Лонг-Бич я была только второй раз — первый раз посетила его месяц назад, да и то проездом, когда с главной пристани плавала в Авалон на остров Санта-Каталина; сейчас, на закате, этот город-порт опьянил меня своим строгим деловым великолепием, морским ветром и сияющими зеркальными небоскрёбами. В "Суит доллз" я приехала пораньше — зарегистрироваться у начальства. Учитывая острую нехватку девушек, меня благосклонно приняли в качестве замены Элис; спросили только:
— Танцевать-то хоть умеешь, красавица?
— Меня Элис научила, — ответила я, не уточнив, что обучила-то она меня только пляскам чирлидерш из спортивной группы поддержки. Что там — много ума, что ли, надо: у шеста крутиться? Это ж ведь не какая-нибудь там нелинейная оптика или арабский язык. Разденусь до купальника, который на мне... дальше не стану, бегом за кулисы — и домой. А завтра выходной — отосплюсь!
