было безразлично, и это безразличие не понравилось ей.
— Коцитцы схватили тебя не случайно, барышня. За тобой ведётся охота. И, боюсь, мои земляки, освобождая нас, увидели твои фокусы. Они захотят свести с тобой знакомство. Твой красивый огонёк станет их украшением. И ты никогда не сможешь вырваться из их плена, если попадёшься к ним.
— Я никогда не стану их украшением, — мертвенно отозвалась Акме. — Приговором, смертью — да, но не украшением.
— Как знать… Хочешь, чтобы я рассказал о себе?
— Мне всё равно, — без интонации произнесла Акме, чувствуя, как глубокое и ровное дыхание Августы умиротворяет и её.
— В богатых семьях нынче не учат манерам? — оскорблено фыркнул Сатаро.
Целительница не ответила.
Тогда саардец молча улёгся спиною к ней, и вскоре дыхание его стало спокойно, а Акме так и осталась сидеть с открытыми глазами, ничего не чувствуя, ни о чем не думая.
Сатаро разбудил всех под вечер. Сумерки родонитовой вуалью накрыли лес. Птицы затихли, затих и ветер, лишь костёр их вновь весело потрескивал, а саардец возился с ним и с новыми тушками кроликов.
— Поужинаем и отправимся в путь, — грубовато заявил тот.
— А куда мы идём? — спросила Августа.
— Пока подальше от Кура. В сторону Полнхольда. Первой же деревни. Я не местный.
— Ты решил не возвращаться в Саарду? — спросила Акме, внимательно поглядев на него.
— Полнхольд ближе Саарды. Нам всем нужна помощь и кров над головой.
Они поспешно поели, набили карманы яблоками и ягодами и направились дальше.
Бывшие узники Кура прошагали полночи. Тьма обрушилась на них, когда поблизости не оказалось ни леса, ни рощицы, а они, оставшись без костра, решили переночевать в небольшом овраге.
Небо было увешено миллионами безмятежных звёзд, и Акме, прижимая к себе озябшую Августу, морщилась от боли в боках.
— В Саарде у тебя остались родные? — спросила она.
Сатаро пробормотал:
— Не всё ли равно теперь? Домой мне путь отрезан.
— Почему?
— Я не желаю, чтобы родные мои знали, как растерзали они меня.
— Но семья твоя страдает, Сатаро. Сколь долго оплакивали они тебя.
— У меня ещё два брата. У них — жёны и дети. А у меня теперь это уродливое лицо.
— Ты молод, ты ещё можешь завести детей. Думаешь, они не примут тебя из-за твоих увечий? Они не так уж страшны. Вернись к семье.
Сатаро вздохнул, никак не отреагировав на слова девушки.
— Но как ты оказался в Коците?
— Я держал путь свой в Мернхольд по делам. Они поймали меня, когда я пересекал Кандох.
— Тебе нужно раздобыть коня для возвращения и немного денег. Быть может, в Полнхольде найдётся работа для тебя? Что ты умеешь?
— Мне более нигде не найдётся работы.
— Ты за этим вырвался из лап смерти? — тихо спросила Акме. — Причитать и сожалеть?
— Они изуродовали мне душу, рвали на мне мясо. За два месяца на глазах моих они изнасиловали, искалечили, убили столько, что даже во сне я не могу забыться. Они все являются мне каждую ночь, будто это я убил их…
— Со временем это пройдёт, особенно среди родных и близких. Возьми себя в руки. Живи!
Сатаро молчал. Затем сменил тему, обращаясь к Акме:
— Куда ты денешь девчонку, если тебе нужно в Кунабулу?
Акме вздохнула и прошептала:
— Я не знаю, Сатаро. Не могу взять с собой, ибо этим убью её. Довольно настрадалась она, мои же страдания и путь мой продолжаются. Но мне некому оставить её, посему я хотела попросить вас взять её с собою. Позже я найду вас и заберу её.
Сатаро засмеялся, и от смеха этого у неё побежали мурашки.
— Скинуть девчонку на меня и сбежать! — рявкнул тот. — Хороша идея, барышня. Но куда я дену её?!
— Если вы на время обоснуетесь в Полнхольде или вернётесь в Саарду…
— Вижу, ты всё решила за меня! А что будет, если ты умрёшь в Кунабуле?
— Августа останется с тобой, — последовал ответ, и Сатаро зло усмехнулся:
— Возись с нею сама.
— Неужели не жаль тебе ребёнка? — потрясённо выдохнула Акме. — Ее родители убиты, она осталась одна, а я должна идти в Кунабулу. Чем же ты займёшься?
— Какое тебе до этого дело? Ищи брата своего и оставь девчонку с кем-нибудь из тех, кто шёл с вами в Кунабулу.
— Как же я найду его теперь? — потеряно прошептала Акме. — Я даже не найду следов его, а если найду, то не смогу догнать…
Сатаро негодующе промолчал.
— Акме, пойми, — наконец, проговорил он, тихо и надрывно, — нет во мне более тяги к жизни. Что станется с нею, если со мною случится беда?
— Я не могу взять её, покоряясь необходимости. Кунабула — поле боя. Ты не можешь взять её, покоряясь своей трусости и эгоизму.
— Тебе ли осуждать меня за эгоизм? — воскликнул Сатаро, не понижая голоса. — Ты можешь, ты должна отказаться от Кунабулы. Брат твой же не пришёл за тобою, стало быть, справится и без тебя!
Акме оскорблено зашипела, но сдержала гнев, ибо Августа, зашевелившись, проснулась.
Девушка обняла ребёнка и, покачивая, начала убаюкивать, с трудом сдерживая нахлынувшие рыдания.
— А что, если брат мой мёртв? — глухо пробормотала она. — Что, если их перебили, и я осталась одна?
— Тогда выбирай между ребёнком и своим долгом! Спасла её, так, будь добра, позаботься о ней и подари ей будущее! И, прошу тебя, не надо слёз. За полгода я вдоволь наслушался рыданий…
— Мерзавец… — с презрением рыкнула Акме, вспыхнув. — Поскорей бы пути наши разошлись!
Сатаро молча отвернулся и уткнулся лицом в траву.
Сон её прорезал дикий крик, и Акме в ужасе подскочила.
Бескрайние поля накрыло молочно-белое полотно предрассветного тумана. Сатаро метался на траве, постанывая и рукою закрываясь от тусклого неба. Глаза его были закрыты. Его мучили кошмары.
— Сатаро! — выдохнула проснувшаяся Акме, подскочив к нему, тряся за плечо. — Проснись!
Распахнув глаза, мужчина долго и непонимающе смотрела на девушку. Лоб его покрыла испарина, несмотря на промозглый холод, а из глаз текли слёзы.
— Очнись, — мягко говорила она, гладя лицо его и волосы. — То был сон…
— Они мучили меня, — шептал он, трясясь, испуганно, истерзано. — Смеялись надо мною. Резали меня… Я видел всех, кого убили они на моих глазах …
— Чего они хотели от тебя?
— Они пришли за мною…
— А мы с тобою их прогоним. И более они не придут.
Сатаро, глубоко вздохнув, очнувшись окончательно, положил тяжёлую голову свою ей на колени и прошептал:
— Они приходят за мною каждую ночь с тех пор, как я оказался в Коците. Я не могу спать. Я вижу
