Лорна, по-видимому, была потрясена; Михайлов также лишился дара речи.
— И кто же из них двоих врёт теперь? — наконец спросила я.
— Полагаю, никто, — с усмешкой отозвался Михайлов.
— Чем ты обязан ей? — кивнула я на Лорну. Евгений спокойно признался:
— Чистокровные люцифаги не могут выйти к вам, так же как и вы, люди, можете появиться у нас только вторым телом — во сне. Но надолго задерживаться в городе люцифагов для человека опасно: он теряет рассудок, а вместе с телом снов гибнет и обычное человеческое тело из привычного тебе мира. Разумеется, такое уже не раз случалось за минувшие эры... Моя мать знала это — и отправилась к Исследователям за помощью; она не сдавалась — ей хотелось знать, удастся ли жить в каком-то из миров вместе с любимым, не угрожая его рассудку и жизни. Многовековой уклад нарушить невозможно — однако моя мать чем-то приглянулась Лорне. И та решила нарушить традиции и помочь. Почему, кстати? Мама так этого и не поняла.
— Потому что я увидела в ней себя, — мрачно сообщила Лорна. — Тогда я была юна... и потеряла голову от любви — не секрет, к кому.
— Так или иначе, Лорна, рискуя собой, провела их обоих в мир людей, где моя мать, пусть и постоянно прихварывая с непривычки, смогла жить с любимым. Рассудок человека нельзя сохранить, если надолго переместить в город люцифагов. Так что иного выхода не было... Моя мать прожила меньше, чем могла бы, потому что начала здесь болеть. Но перед смертью она сказала мне, что ни о чём не жалеет и благодарна вам, Лорна. Потому что вы дали ей этот шанс — прожить счастливые десятилетия с любимым, а не бесконечно мучительные одинокие века без него.
— Ты что... открыла портал и помогла его матери выйти? — не понял Михайлов. — Открыть портал могут только Исследователи. Почему тебя не поймали за нарушением и не наказали? Как это могло остаться незамеченным?
— Это не осталось незамеченным, — бросила Лорна, отворачиваясь от Михайлова. — Проступок простили, потому что именно мне пришла в голову блестящая мысль, как решить проблемы нашего истощающегося общества, — и я подарила свою новаторскую идею Верховному Комитету. Правда, сейчас я бы сто раз подумала, — но тогда у меня не было детей. И я, вообще говоря, надеялась, что мы успеем родить, пока ещё молоды и здоровы!
Тут Лорна ехидно посмотрела на окончательно растерявшегося Михайлова:
— Но кое-кто это дело затянул, уговаривая "пожить для себя", "получить максимум удовольствия" — не так ли, Хэк? Я предложила использовать для восстановления общества энергию чужих детей, будучи уверена, что мои собственные родятся рано и без энергетической патологии. Раз уж мне повезло с ранним замужеством — я рано рожу здоровеньких, которых не придётся отдавать... Этот секретный проект, автором которого была я, разработали уже другие Исследователи; я не настаивала на том, чтобы мой вклад официально признавали в широком масштабе. А особенно — учитывая то, что идея мало кому оказалась близка; ты ведь помнишь, разразились протесты, когда закон приняли, и я могла столкнуться с гневом и местью родителей. Но вот парадокс — жизнь-то посмеялась надо мной! И вовсе не обиженные индивидуалисты-родители на мне отыгрались!
— Как ты могла, Лорна! Чем ты думала — что за дрянные мыслишки порождал твой извращённый мозг! — с омерзением посмотрел на бывшую жену Михайлов. — Почему только ты не поделилась со мной прежде, чем нести эту идею в Комитет?
— Ну надо же... какой моралист... а ведь когда-то, помню, мои прогрессивные извращённые мыслишки тебя веселили, забавляли и даже возбуждали! — с вызовом посмотрела на него Лорна. — И всё же я готова быть честной до конца — своим ребёнком я тоже готова пожертвовать ради общего дела, ради спасения нашего общества и перспективы грядущих поколений. Раз так получилось — я готова отдать свою дочь. Но не Милану! Я сделала другой выбор!
Лорна повернулась к Евгению:
— Быстро говори, гад: где она? Чем и как ты её убедил? Ведь важное и непременное условие — добровольная жертва! Наше общество давно имеет приоритетом не жизнь конкретного индивида, а перспективы целых эпох. Но Милана воспитывалась в другой среде, с иными ценностями. Что ты ей сказал, чтобы она согласилась отправиться за тобой?
Евгений помолчал. Наконец вымолвил:
— Правду.
Глава 11. Михайлов. "Умерла так умерла"
Я не успел всё как следует спокойно обдумать и решить, как правильнее и безопаснее поступить, — а Сильвия уже подскочила к Лорне и разозлённо затараторила:
— Да успокойтесь вы уже — всё я поняла! Хотите — отправимся туда вместе и обменяем меня на вашу ненаглядную Милашку, пока не поздно?
— Хочу! Да, хочу! — с жаром заговорила Лорна. — Потому что — умерла так умерла! Значит, так суждено; не для тебя мир живых, не твоя это судьба! Уважай судьбу и пойми, тебя я уже похоронила, для меня ты не воскресала; второй раз похоронить любимого ребёнка я не смогу, это ненормально, не должно так быть!
Только в это мгновение я по-настоящему понял бывшую жену. Понял, когда она десять раз подряд повторила это своё: "умерла так умерла", "для меня и не воскресала". А я-то думал, Лорна пережила случившееся куда легче меня. Утешилась новым ребёночком. Но нет: теперь она отказывалась считать Сильвию живой потому, что тогда это значило бы снова терять её — живую и любимую. Для Лорны первая дочь была просто призраком, расстаться с которым снова ничего не стоит, — после того, как он лишь всколыхнул милые сердцу воспоминания. Она не воспринимала Сильвию как равное Милане или себе существо и поделила дочерей на "живую" и "мёртвую"; уже мёртвой пожертвовать было несравнимо легче. Признай она живой и Сильвию — выбор стал бы невозможен. А наше общество требовало от Лорны выбора — в противном случае закон позволял отнять обеих девочек.
Я давно жил в мире людей и не был знаком с родителями-Исследователями, которым пришлось сделать выбор. А ведь такие семьи были, и их наверняка немало. Единственного ребёнка по закону ни у кого не имели права отнять; но если детей с энергетическим запасом родилось двое и больше — одного непременно забирали под эксперименты. В нашем обществе всё ещё надеялись создать энергетическую вакцину; мы все воспитаны так, что наша главная цель — обеспечить выживание нашему виду, поэтому достигших совершеннолетия доноров, готовых участвовать в любых самых опасных экспериментах, было хоть отбавляй. Гибли не все — зависело от эксперимента, как повезёт; в мире Исследователей множились памятники донорам, назначались памятные дни — но исследования в этой области продвигались гораздо медленнее, чем хотелось бы.
Евгений попытался решительно возразить Сильвии на её порыв; но Лорна озлобленно напомнила:
— Если бы не я — тебя бы вообще на свете не было. Ты всем мне обязан! Твои родители соединились только благодаря мне! Помни об этом! Я подарила счастье твоей семье — а теперь ты обязан подарить счастье мне! Милана — вот моё счастье! Так верни его!
— А как быть с моим счастьем? — спросил этот мужик, которого я не раз видел на рабочих собраниях и даже кое-что обсуждал из наших разработок. Вот так общаешься с человеком — а ни он не знает про тебя правды, ни ты про него.
— Своё счастье ты уже получил — вырос в любящей благополучной семье. Теперь дай Милане получить то благополучие, которого она заслужила!
— Почему же вы считаете, что Сильвия заслуживает его меньше?
— Кто такая Сильвия? Сильвия вообще не должна была рождаться! А если ты про мою дочь Констэнс — так та и вовсе умерла двадцать лет назад, ей уже ничто не поможет! Конни вернуть невозможно, оттуда не возвращаются!
Всё как я предполагал: думать о живой Конни, приносимой в жертву, Лорне было невыносимо. Поэтому Конни и Сильвию она разделила: в её голове это были две разные девочки — своя и мёртвая, с этим уж ничего не поделаешь; и чужая и живая — чужую не жалко, забирайте вместо Миланы.
