— Вот ненормальная! — выругалась я. — Неужто думаешь, будто любовь — это последнее, что осталось тебе в жизни? Ты восстановишься — и будешь открыта новой любви! Ты даже не оставила себе времени, Милаша! Я давала тебе всё! Хотела бы дать... и дала бы — всё!
— Да, мама! Да — всё! — в слезах закричала вдруг Милана — я испугалась: никогда не видела её такой! — Ты дала мне всё и готова была дать всё — кроме правды! Почему ты не сказала, что сестра вернулась?
— Господи, доченька! Да какая она тебе сестра?!
— Сестра по матери! Я всегда знала, что у вас с дядей Володей была дочка, что вы её потеряли, а потом ты вышла за папу... Но и предположить не могла, что вы относитесь к другому миру, и что ваша дочь воскресла в другом теле, что вы втроём до сих пор так чувствуете друг друга! Хоть раз скажи правду, мама! Ты что — до сих пор любишь дядю Володю? Вы ведь оба... не люди, у вас больше общего, чем с папой?
— Что ты ей наболтал? — в ярости обернулась я к Евгению.
— Ничего сверх необходимого. Того, что непосредственно касается её собственного выбора. Клянусь.
— Да я сама догадалась! До сих пор его любишь — да?
Я вздохнула.
— Да, Миланка... всегда любила. Только его одного.
— А как же... папа? — обиженно всхлипнула Милашка.
— Доченька... папу я тоже люблю. И всегда буду любить — как близкого друга, который осуществил мою самую смелую мечту, подарил мне тебя!
— А что же ты не скажешь, при каких обстоятельствах папа её тебе подарил! — грохотнул вдруг бывший. Милана испуганно уставилась на него:
— Что, меня тоже вытащили откуда-то с помощью древних заклинаний?
— Нет, Миланушка, нет! — я положила свои горящие ладони на её нежные прохладные щёчки. — Послушай меня, жизнь моя, любовь моя... на самом деле, я была замужем, когда изменила дяде Володе. И твой папа знал, что я несвободна... Я поступила плохо, неправильно. Много ошибок совершила в жизни. И поэтому хочу уберечь от ошибок тебя!
— Ты слишком много на себя берёшь, мама, — с каким-то незнакомым выражением бросила Милана, отворачиваясь. — Ты не сверхсущество, не бог, чтобы от всего меня уберегать. Разберись сначала с собственной жизнью! Сперва изменила дяде Володе с моим папой, а теперь что? Изменяешь папе с дядей Володей — не так ли? Я всегда это подозревала... просто не хотела верить! А бедный папа ни о чём не догадывается!
— Доченька, — попыталась я её вразумить, — сейчас не время говорить об этом.
— Когда же? Когда настанет время для правды, мама? Сколько ещё ты будешь врать обо всём? Зачем же ты осталась с папой, если не влюблена?
— Миланочка... ради тебя! Чтобы ты была счастлива в полной любящей семье, чтобы не узнала всех этих кошмаров!
— Да не нужна мне от тебя такая жертва! Как ты не поймёшь! А если хочешь, чтобы я приняла твою жертву, — то почему не согласна принять мою, вот эту?
— Милашка... Миленькая... Сейчас тебе надо уходить — пусть она займёт твоё место!
— А кто — "она", мама? Это ведь Конни — твоя первая дочь, твоя с любимым главная мечта! Ты даже не смеешь этого произнести!
— Не смею? — я начала злиться. Впервые я злилась на неё — на свою сладость, на моё сердце, на мою Милану! — Это Сильвия! Ещё раз повторяю тебе — её зовут Сильвия, и я не рожала её на этот проклятый свет!
Сильвия вдруг подбежала к нам и схватила Милану за плечи, встряхнула:
— Милана, прошу тебя, послушай мать. Уходи немедленно. Дай себе шанс на жизнь.
— Но я всегда... всегда хотела сделать что-то значительное, хотела бы поехать волонтёром в Африку, помогать людям перед тем, как поступить в колледж, — ты думаешь, мама меня отпустила? Да она заливалась слезами и в ноги кидалась! Мама с папой и правда дали мне всё — я объездила весь мир, знаю, как он прекрасен... я всегда хотела сделать для мира что-то значительное, чувствовала, что должна быть благодарной; ведь у меня есть то, чем мало кто обладает! Я должна чем-то отплатить вернуть что-то, иначе — я только беру, а не даю! И вот — мой шанс! Что-то отдать!
— У тебя ещё будет этот шанс, Милана! Отдашь всё — но не этому миру, которому ты никогда не принадлежала! — настаивала Сильвия; я одобрительно кивала — может быть, ей удастся воздействовать на "сестру", раз уж Милашка-дурашка так трепетно относится к "сестрёнке".
— Но разве все миры не взаимосвязаны? Евгений сказал, мир людей развивается по тому же принципу... Если здесь сейчас не разберутся с истощением энергии, с тем, что происходит, — значит, и людям тоже некому и нечем будет помочь, когда они придут к тому же результату!
А Милашка — не такая дурочка, какой я привыкла её считать. И всё же... меня мучил один вопрос.
— Милана... любовь моя, скажи, умоляю: как ты могла поверить этому совершенно чужому человеку? — не глядя указала я на Евгения.
— Да потому что я давно чувствовала, мама: в твоей любви ко мне есть что-то... ненормальное. И не одна я так считаю, между прочим. Ты никогда не думала, что эта любовь могла бы разрушить мне жизнь?
— Да она уже и разрушила! — в отчаянии закричала я. — Всё это из-за меня и случилось!
— Потом разберётесь, — уговаривала Сильвия с неожиданной твёрдостью. — Милана, нормальные у тебя родители, поверь мне, дочери наркомана и колдуньи-кришнаитки. Мои нынешние родители тоже жили в каком-то своём мире; и их мир, поверь, я предпочла бы не знать. Уходи и не сердись ни на кого, начни жизнь заново.
— Нет! Я не оставлю тебя! — бросаясь ей на шею, рыдала Милана. — Ты такая чудесная — в точности как я представляла старшую сестру, я часто думала: а если бы Конни была жива?
— Тогда тебя не было бы на свете! — горячился бывший. — Милана, не допускай, чтобы Сильвия заняла твоё место в экспериментах: я не могу потерять дочь опять, это больше, чем может вынести любое существо в любом мире. Давайте лучше придумаем какой-то выход!
— Полностью поддерживаю, — сказал Евгений.
— Выход очевиден: я! — Милана топала ногами. — Я этого хочу, хочу спасти и мамин мир, и в перспективе мир людей, когда он дойдёт до этой точки! Хочу сделать свой вклад, ведь я не останусь безвестной, моё имя, как и имена остальных жертвователей, сохранится в веках!
— Да тебе-то что от этого, дура, — если тебя уже не будет, и риск этого высок, ведь эксперименты могут проводиться любые, ты подписала согласие! — в ужасе, что могу и в самом деле лишиться Милашки, закричала я вне себя.
— Но рассуди здраво, мама: наименьшая потеря — это я! Сильвия уже умирала, у неё уже отняли любящих родителей и будущее — где же справедливость? У тебя есть доска, ты наверняка знаешь и побольше, чем про древнюю "доску", — ну так верни меня снова, придумай что-нибудь, роди заново!
— Господи! Моя дочь и в самом деле тупая! — я уже просто рыдала. — Какое "роди" — лет-то мне сколько, я больна, я и тобой-то с трудом забеременела!
В этот момент в комнату Миланы зашёл специалист:
— Что тут у вас происходит? Эксперименты начнутся только послезавтра, группа уже почти набрана, идёт подготовка. А у вас уже зафиксирован аномальный выброс энергии в помещении!
— Невозможно. Мы с мужем... бывшим мужем оба больны, — отмахнулась я от него. Специалист бегло оглядел нас и пристально всмотрелся в девчонок:
— Здесь два источника. По-видимому, родственные — и очень сильные, никогда не встречал такого. Можно прямо сейчас взять ваши анализы крови?
Пока Сильвия медлила, Милана с готовностью развернулась и направилась в лабораторию. Бежит от меня подальше — надо же... Я была истощена — и впервые не сумела подпитаться Миланой. Должно быть, дочь так сердита на меня, что на каком-то подсознательном уровне не позволила мне зачерпнуть из её источника.
Бывший, видя, в каком я состоянии, подвинул мне стул. Я села и ткнулась головой ему в живот: шея не удерживала гудящую башку .
— Всё кончено, — простонала я. — Мне её не переупрямить. Как же так? Я была уверена: она бросится мне в объятия, будет счастлива и благодарна, что я спасла её...
