весьма снисходительно. — Вам страшна неизвестность. Это не постыдно, сударыня, не опускайте головы. Мы все страшимся неизвестности.
— Но как избавиться от этого страха? — спросила Ишмерай.
— Но зачем вам избавляться от страхов? Бесстрашных людей не бывает.
— Ты научишь девочку всяческому вздору, Аим, — усмехнулся Сагдиард, — и впредь ей будет сложно ужиться с самой собой. От страха можно избавиться, если жить сегодняшним днем, не думать о завтрашнем. Человек, переполненный надеждами, взлелеянными сердцем, страшится, что надежды его и мечты не сбудутся. Но, теряя надежды, он теряет страхи и взамен получает свободу…
— Как страшно вы говорите, господин Сагдиард, — вздохнула Атанаис. — Человек без надежд и мечтаний — это жалкий человек.
— Стало быть, человек без страхов жалок? — неприятно улыбнулся Александр, сурово поглядев на неё.
— Человек без чувств. Он никого не ценит, он одинок.
— Он может ценить кого угодно и при этом ничего не бояться.
— Если он будет ценить хотя бы одно живое существо в своей жизни, у него появится страх потерять эту жизнь.
— Человек без чувств не только жалок, — вставил Цесперий. — Но еще и опасен. Ему нечего терять. Не ведая чувств, он не предполагает их наличие у других. Быть может, человек безжалостный свободен, но я бы пожелал ему расстаться с подобной свободою и открыть душу свою навстречу любви.
— Я не могу согласиться с тем, что человек без чувств бесстрашен и свободен, — холодно проговорил Марк. — Каждому человеку от рождения дано сердце. И каждое сердце умеет чувствовать. Человек боится боли и предпочитает воображать, что он бесстрашен. Должно быть, подобному человеку уже когда-то сделали очень больно. Этот человек труслив и труслив настолько, что боится привязаться к кому-то, чтобы привязанность эта не доставляла ему хлопот.
Ишмерай густо покраснела и обратила к принцу восхищённый взгляд. Решительный тон его, суровая хмурость бровей преображали его.
— Порой чувства непозволительная и, честно говоря, обременительная роскошь, — отозвался Александр, не поворачивая к принцу своей златокудрой головы. — Пока трезва голова, и голос разума не заглушает трепет сердца, судьба твоя в надёжных руках.
— Превосходное замечание, — тихо прошелестела Атанаис, искоса глянув на графа. — Вы утверждаете, что те, кто живут, прислушиваясь к голосу сердца, — люди ненадёжные и не делающие ничего, кроме ошибок.
— Я сказал иначе, — Александр улыбался насмешливо и весьма неприятно.
— Но что вы скажете о голосе чести, если не верите в чувства? Дворянин должен не забывать о ней и поступать если и не так, как велит ему сердце, то хотя бы прислушиваться к голосу совести и чести.
Александр усмехнулся и воскликнул:
— Ах, сударыня! Если бы деяния всех дворян были продиктованы их совестью и честью, мы бы не знали интриг, междоусобиц, неожиданных смертей в самом расцвете сил и здоровья. Не было бы шпионов и прочей шушеры. И, честно говоря, все дворяне бы обеднели, ибо раздали все свои богатства беднякам. И если бы непременно все люди Архея жили по совести и чести, все бы уже давно померли со скуки.
— Честь вы называете скукой, — грустно усмехнулась Ишмерай.
— Сударыня, не обессудьте! — засмеялся Александр. — С честью у меня всегда было весьма поверхностное знакомство. Но, насколько мне известно, в этом отряде я не один такой, — он внимательно поглядел на Марка и Ишмерай.
Девушка сделала вид, что не обратила внимания на его выпад, но принц огрел его лютым взглядом.
Ишмерай стояла на стене и любовалась открывшейся картиной: светло-зелёные поля, тёмно-зелёный массив хвойного леса, пронзительно голубое небо над головой. В Архее наступал апрель. Далеко впереди — седая горная гряда, через которую им предстояло пройти и оказаться в Заземелье. Где-то там были очередные пещеры, путь через которые займёт несколько дней, как проинформировал командующий Гелам.
После пещер — опасные обрывы, стремительные горные реки и дремучие леса. По словам атийских агентов, Авалар находился северо-западнее, и окружают его толстые каменные стены с бойницами. Буквально несколько дней назад им удалось узнать, что жизнь за этими стенами имелась.
— Но если фавны живут за высокими стенами, стало быть, они пытаются оградить себя от какой-то опасности, — пробормотал Акил.
Они стояли все вместе на стене с главнокомандующим Геламом и обсуждали предстоящий путь. Сагдиард и Марцелл задавали ему всё новые и новые вопрос. Марк, Акил и Аим внимательно слушали. Атанаис и Сагрия топтались рядом.
Принц вдруг подошёл к Ишмерай, тихо шепнул ей:
— Пойдём прогуляемся вдвоём по стене. Я устал от всех.
Девушка приняла приглашение, и они ненадолго смогли насладиться обществом лишь друг друга.
— Скажи, ты всё ещё злишься на меня? — тихо спросил он.
— Не знаю, — Ишмерай грустно пожала плечами. — Я попрощалась с тобой навсегда на том балу. Ты танцевал только с Маргит. Её улыбку можно было за ушами завязывать.
— Зато как лихо ты отплясывала с Сагдиардом!
— Это было очень любезно с его стороны пригласить меня. Ты ведь не пригласил, — лицо Ишмерай потемнело.
— Я очень жалею об этом. И о танце, и о том, что заставил тебя думать о моей помолвке с Маргит. Прости меня. Я — идиот. Отец так меня и назвал.
Лицо Ишмерай залилось смущённой краской. Да, он был идиотом. Но она полюбила его всей душой. И ей захотелось сказать ему об этом, но девушка не посмела: однажды она уже намолотила дров из-за этого чувства. Ей более не хотелось, чтобы кто-то упрекал её в легкомыслии и глупости.
… Но так хотелось ему открыться!.. Разве это так сложно?
«Я тебя люблю, Марк!»
В памяти вдруг всплыла сцена: на территорию Нелейского дворца въезжает Марк, а рядом — Маргит Омран на своём коне. Её самодовольное выражение лица. Его руки, придерживающие её за талию, чтобы девушка смогла спуститься с лошади. Удушье Ишмерай и жар этим же вечером. Горе и осколки сердца, ранящие душу изнутри.
И вместо желания сказать три заветных слова появился отравляющий страх. И девушка промолчала, так ничего и не сказав принцу.
Вечером весь отряд собрался в общей гостиной, чтобы немного поговорить по душам, немного выпить вина и расслабиться. Утром им предстояло продолжить путь и попрощаться
