посреди ночи, попила воды, откинула одеяло, поднялась и медленным прогуливающимся шагом направилась по коридору к гостиной.
— Что-то случилось, барышня? — спросил её один из дозорных.
— Не могу уснуть, — тихо ответила она. — А вы, должно быть, валитесь с ног.
— Нисколько, — бодро ответил второй, с трудом оставляя веки не сомкнутыми.
— Если вы чего-то хотите, я могу принести вам. Здесь прохладно. Быть может, тёплых пледов? Или вина?
— Благодарим, барышня, не стоит беспокоиться.
Ишмерай улыбнулась, вошла в гостиную, где, к своему изумлению и волнению увидела Марка. Он неподвижно стоял у потухавшего камина в полу тьме, мрачно глядя на умирающий огонь. На нём был его расстёгнутый колет, из-под которого виднелась белая рубаха. Услышав шорох шагов позади, Марк обернулся и удивлённо застыл, увидев Ишмерай.
— Почему ты не спишь? — прошептала она, остановившись в нескольких шагах от него.
— Кошмары, — глухо ответил он.
Его сложенные на груди руки были напряжены, глаза смотрели мрачно.
— Что за несносный негодяй не даёт тебе покоя во сне? — нежно проговорила девушка, облокотившись о большой камень, сложив руки в смущённый замочек за спиной.
Марк вдруг усмехнулся и мягко обронил:
— Ты.
Молодой человек отвернулся, сделал несколько шагов и продолжил:
— Мне снится, что мы на краю света, и Калиго уводит тебя прочь. Ты смотришь на меня через плечо, светло мне улыбаешься, а он поглощает тебя. Он прилипает к твоей коже, оставляет на ней глубокие прорези, они кровоточат и гноятся. Тебе больно, но ты продолжаешь улыбаться. Я бегу за тобой, но никак не могу добежать. Над тобой сияет луна, и ты тянешься к ней изрезанной рукой, но она остаётся безучастной, ибо всё ещё держит зло на Шамаша, а ты его потомок. Как только ты исчезаешь, солнце возвращается на небо, и война прекращается. Я знаю, что Калиго забрал тебя в Кунабулу, и мчусь туда, но Кунабулы больше нет. Она растворилась точно также, как и ты. И я остаюсь один.
В голосе его слышалось столько тревоги и скорби, что Ишмерай стало жаль его.
— Это лишь дурной сон, — ласково проговорила она.
— Он снится мне почти каждую ночь с тех самых пор, как Цесперий рассказал нам о Калиго и об этой проклятой Атаргате.
— Ты тревожишься слишком сильно. Перестань думать о них, и сны прекратятся.
Марк горько фыркнул:
— Как мне перестать думать об этом, если этот дьявол идёт за тобой?!
— Калиго не существует, Марк! Забудь о нём! Это всё сказки Цесперия! Он рассказывает их всего лишь для развлечения! Матушка упрашивала меня никогда не верить ему!
— Фавны никогда не станут говорить о чём-то просто так, — возразил Марк. — Они не люди. Они не треплются.
— Откуда тебе известно? — улыбнулась Ишмерай, подходя к нему, желая остановить его беспокойные метания. — Людям никогда не разгадать фавнов, им никогда не узнать, каковы их истинные помыслы.
— Я верю в Калиго, — решительно произнёс Марк. — Я буду верить во всё, что может угрожать тебе. Если Калиго заберёт тебя, что будет со мной?
Вспыхнув, девушка, однако, развеселилась и проворковала:
— Ох, бросьте, принц! В университете вы прекрасно обходились и без меня!
— Я всегда скучал по тебе в разлуке.
— И вторую половину учебного года постоянно рычал: «Да когда же я, наконец, избавлюсь от тебя?!»
Марк негодующе воскликнул:
— Когда тебя выкрали из дома дяди Бейна, я едва не тронулся умом!
— Вероятно, из-за того что гордость задета. Выкрали прямо у тебя из-под носа, — съехидничала девушка.
Марк вздохнул и буркнул:
— Какой бы нежной ты со мной не была, мнение твоё обо мне остаётся неизбежным.
— А какого ещё мнения я должна быть о тебе после твоих заигрываний с Маргит? — поддразнила его Ишмерай.
Марк разозлено фыркнул:
— Я всего лишь был с нею вежлив, и мне пришлось пригласить её в Кеос, ибо они помогают нашей армии. Я уже объяснял тебе. Остальное придворные и ты напридумывали себе сами. Если ты еще не заметила, я еду с тобой. И, кажется, недавно ты даже сообщила, что рада этому обстоятельству, разве нет?
Ишмерай была очень рада. Она была счастлива, даже несмотря на кошмары и тревоги. Она взяла его руку в свою и начала разглядывать его ладонь, тыльную сторону, длинные сильные пальцы. Она прикладывала свою ладонь к его ладони, разглядывая, насколько его рука больше её руки. После провела своим детским пальчиком по его коже, повторяя узор его вены, до самого локтя, и улыбнулась: ей всегда нравилось глядеть на его руки, держать их, касаться их.
Марк, застыв, заворожено глядел на неё, не смея двинуться.
— Ты слишком легко одет, здесь прохладно, — заявила Ишмерай, окинув затуманенным взором его тонкую рубашку, из-под которой выглядывала золотая цепочка с подвеской с карнеоласским львом.
— Калиго не тронет тебя, — с чувством выдохнул Марк. — Я умру, но не позволю ему забрать тебя… у меня.
Лицо Марка сияло темной решительностью, глаза его сверкали ярко и отчаянно. Ишмерай, глядя в их самую глубину, в саму их суть, прошептала, печально и ласково:
— Не говори так. Если ты погибнешь, какой смысл мне жить одной, без тебя, и годами тосковать по тебе?
Марк больше не колебался и не сдерживался. Он притянул её к себе, крепко обнял, зарываясь лицом в её распущенные волосы, жадно вдыхая их аромат, губами касаясь её кожи. Ишмерай не чувствовала ни себя, ни времени. Едва не лишаясь чувств, она шумно выдыхала воздух, зарывая свои дрожащие пальцы в его волосы.
— Ты больше не покинешь меня? — едва дыша, прошептала девушка.
— Я всегда буду с тобой, — ответил Марк, завладев её губами сначала нежно, затем всё жарче и требовательнее.
— Ах, Марк! — шипела Ишмерай, не отстраняя своих губ от его губ. — Как долго я мечтала о том, чтобы ты, наконец, сказал мне это и поцеловал меня. Не покидай меня, Марк, мой Марк… мой любимый!..
Марк медленно отстранился от неё, захлопал глазами и напряженно прошептал:
— Что… ты… сказала?
