за то, чтобы господин Цесперий погулял на свадьбе и Марка Вальдеборга и Ишмерай Алистер Праций! Как и мы! — весело объявил Ивен Аим и вместе с празднующими осушил пиалу до дна.
Ишмерай и Марк, выслушивающие поздравления, не отходили друг от друга и отныне теперь могли открыто держаться за руки.
Пока путники, захмелевшие от вина, оживлённо переговаривались и сплетничали, Марк увлёк невесту во тьму соседнего тоннеля, крепко сжал и, не дав ей ни слова вымолвить, со всем пылом завладел её губами, исступлённо шепча её имя.
— Я думала, этого уже никогда не произойдёт! — тихо посмеивалась Сагрия, вливая в свой небольшой пухлый ротик столько вина, что Атанаис сочла это неприличным. — Я сомневалась, что у него хватит на это мужества.
— Его давнишняя страсть к Ишмерай, отсутствие герцога, отсутствие тех, кто бы диктовал ему, что делать и как поступать, — сказал Акил, — всё это выплеснулось в то, что он более не смог терпеть.
— Надеюсь, он любит её слишком сильно, чтобы не сыграть свадьбу прямо в том коридоре, куда они сейчас сбежали, — рыкнул Марцелл, беспокойно поглаживая свой топор. — Он думает, что здесь, вдали от дома, Ишмерай некому защитить. Но я лично позабочусь о том, чтобы этот мальчишка у алтаря произнёс все, что требуется, вышел с ней из церкви под руку, а потом пусть хоть на головах стоят и не вылезают из спальни неделями!
— Ох, Марцелл, прошу тебя! — попросила Атанаис. — Марк любит Ишмерай и не посмеет сделать с ней того… чего она не захочет.
— Свадьба состоится только тогда, когда мы вернёмся, — справедливо заметила Сагрия, — а вернуться мы сможем ещё очень нескоро. Такой срок — серьёзное испытание для пылких сердец. Марк может передумать.
— Марк не смеет передумать! — негодующе отозвалась Атанаис. — Это бесчестие! Дав слово, он не может вернуть его назад. Все мы — свидетели его помолвки.
— Он принц, Атанаис, — Сагрия неприятно и снисходительно улыбнулась.
— Не будь так строга к Марку! — сказала Атанаис. — Если бы он хотел от Ишмерай только несколько жарких ночей, он бы уже давно получил их…
— … или получил бы весьма болезненный отворот-поворот… — ввернула Сагрия, развеселив Акила.
— … Они прожили в Сильване бок о бок три года, — продолжала Атанаис. — Но он не тронул её. Марк влюблён.
Акил хохотнул и сказал:
— Кронпринц Дарон назвал бы это не влюблённостью, а телесной немощью.
Атанаис наградила его суровым взглядом и отчеканила:
— Как будущий король может так грубо выражаться?
— Это будущий сифилитик, — спокойно возразила Сагрия, вовсе разозлив Атанаис полным отсутствием деликатности. — Или пьяница. Неприятностей королю от него будет как от бродяги вшей.
Она поднялась и направилась к Умрату и Делвару поболтать.
— Сагрия Кицвилан никогда не научится вести себя так, как подобает благовоспитанной барышне, — вздохнула старшая дочь герцога.
— Быть может, оно и верно, но с вшами и сифилисом она попала в точку! — смеялся Марцелл, сверкая черными бусинками глаз. — До чего весёлая девица!
Атанаис скептически покачала головой, но Акил улыбнулся, поглядев Сагрии вслед. Сагрия станет благовоспитанной барышней в тот день, когда он станет королём Карнеоласа, а кронпринц Дарон будет прислуживать ему.
Дни проходили радостно для обручённых и спокойно для остальных. Ничто не тревожило мирного пути отряда, не мешало им и никакие внутренние раздоры не касались их братства. Ссоры не обременяли их пути, а если и были разногласия, их тотчас старались разрешить мирно и рассудительными беседами, приводя разумные доводы и без раздражения выслушивая мнение несогласных.
На привале, едва перекусив, Марк и Ишмерай уходили подальше от лагеря, туда, где тьма была им союзницей, и, уже никого не стесняясь, сливались в жарких объятиях, страстных поцелуях и нежно шептались часы напролёт, мечтая о той минуте, когда им, наконец, будет дозволено вместе склонить головы перед священником, который назовёт их мужем и женою. И Ишмерай, и Марк мечтали о тихом венчании, небольшом празднестве в кругу самых дорогих и близких, где им будет позволено остаться одним в любую минуту, но оба они понимали, что свадьба второго сына короля не может быть тихой. Они будут у всех на виду, а Карнеолас будет гулять не одну неделю.
Ишмерай обвила его шею руками и выдохнула:
— Тогда давай поженимся, как только вернёмся из Заземелья в Карнеолас!
— Слишком долго ждать, — вдруг прошептал Марк, губами лаская её губы, щеки, спускаясь всё ниже к шее. — Если в Заземелье нам попадётся хотя бы одна церковь нашей веры, я буду очень счастлив…
— Без родителей… — выдохнула девушка, голова которой туманилась от его поцелуев.
— Мой отец нас бы понял.
— Но не мой.
— Именно поэтому мы поженимся только после возвращения.
— Как долго ждать! — мучительно простонала Ишмерай.
— Потерпим… — промурлыкал Марк.
На привалах Атанаис тихо пела. Цесперий всегда заворожено слушал её.
— Великая сила таится в вашем голосе, сударыня.
— Музыка — часть нашей жизни, но она лишь развлечение.
— Музыка — не просто развлечение для тех, кто может Слышать, — Цесперий таинственно улыбнулся. — Музыка — не просто часть нашей жизни. Она — сама жизнь. Она повсюду — в дуновении ветра, в шёпоте листвы, в дрожи земли, в гуле гор и даже в треске костра. Даже в тиши…
— Тишина — это лишь отсутствие звука, — мягко произнесла Атанаис.
— Даже тишина звучит, если прислушаться. Когда же музыка обретает слова — она обретает невиданное могущество. Полагаю, не ошибусь, если скажу, что в Орне вас учили древнему наречию.
— Верно, учили. И Акила тоже. Древнее наречие немного знает и Ишмерай, но в Сильване на её факультете внимание этому уделяют меньше. Почему вы спрашиваете, господин Цесперий? На нем говорили боги, Атариатис Рианор, а нынче только целители, да писатели с философами любят потешить своё самолюбие, в обществе произнося наиболее изящные фразы… Древнее наречие — мёртвое наречие.
— Если бы вы знали, сударыня, как вы ошибаетесь! — тихо воскликнул Цесперий. — Язык — живое существо, оно растёт, дополняется, расцветает, гниёт и вновь расцветает. Наш нынешний язык несильно отличается от древнего наречия, но с тех пор, как в Архей приплыли чужаки, у
