нас появилось много новых слов. Сударыня — истинная сила языка в его истоках. К тому же, ваш враг — Кунабула, а Кунабула знает лишь древнее наречие.
— Кунабула может говорить? — засмеялась Атанаис.
— Ваша матушка полагает, что Кунабула — живое существо. И она совершенно права. Быть может, вам придётся её уговаривать.
— Уговаривать этих гнусных чудовищ?
— Не в них суть Кунабулы.
— А в чем?
Цесперий воззрился на неё долгим пристальным взглядом и, не ответив на вопрос, сказал:
— Фавны научат вас Петь.
Атанаис изумлённо захлопала глазами.
— Научат петь? Все троих?
— Только вас, сударыня. У господина Акила и барышни Ишмерай будут иные заботы.
Девушка негодующе покраснела и сдержанно произнесла:
— Господин Цесперий, ваше мнение о моих способностях неоправданно высоко, — пробормотала та, в душе не так уж с ним не согласившись. Она знала, что её голос всегда завораживал слушателей, но всегда приписывала эту власть силе музыки.
Цесперий пропустил её реплику мимо ушей и продолжил:
— Я не могу быть уверенным в успехе, но если вы научитесь Петь — и петь так, как пели сами боги, Кунабула запляшет под вашу дудку.
— Но если аваларцы могут петь так, как надо, неужто не могут они спеть ей сами?
— Кунабула послушает лишь того, в чьих жилах течёт кровь Шамаша — вас, сударыня, и, быть может, даже того фавна, в чьих жилах течёт кровь Цавтат, сестры Провидицы. Провидица по доброй воле отдала ей власть над государством.
— А что если аваларцы больше не верят в своих старых богов? — предположила Атанаис. — Они прожили на одном месте, с тех пор как погиб Атариатис Рианор, более трех сотен лет. Вас не было дома… сколько лет?..
— Семьдесят два года. Мне было десять, когда меня увезли.
Атанаис окинула его беглым взглядом и изумлённо подняла брови: Цесперий выглядел как крепкий сорокалетний мужчина, но не как восьмидесятидвухлетний старик.
«Фавны могут научить Отвращать старость?» — с усмешкой подумала она, а вслух сказала:
— Даже за эти семьдесят два года в округе могли появиться люди с другой верой. Что если аваларцы отвернулись от старой веры и приняли новую?
— Решительно невозможно, — отчеканил Цесперий, и выразительное лицо его сделалось едва ли не угрожающим. — Фавны не могут отказаться от своих истоков, иначе погибнут. Они чтят свои традиции. Они поддерживают их жизнь. Посему фавны стареют гораздо медленнее людей: они ближе к земле, настоящей красоте и силе мира. И они привязаны к Архею. Там, в Заземелье наш род угасает. Даже я, будучи несмышлёным перепуганным мальчишкой, едва ступив на землю Архея, почувствовал великое облегчение: здесь наши корни, здесь наша сила и здесь нам всегда будет лучше.
Атанаис тихо запела, взяв гребень и начав расчёсывать волосы. Огонь запылал ярче, в пещере стало светлее, и холод отступил.
Вдруг загудели горы, затрясся камень, и стены пещеры заходили ходуном. Путники заволновались, подскочили, и Нидар Сур отдал приказ сниматься с места: до выхода был день пути, а разведчики доложили, что впереди их ожидали огромные пещеры без сталактитов наверху, да и угроза обвала там была меньше, нежели здесь.
— Скорее-скорее! — командовал Нидар Сур, собравшийся за несколько секунд и помогавший собираться другим.
Гремело так, что у путников закладывало уши. Первый сталактит высотой с огромного мужчину откололся от верхней стены пещеры и с невообразимым грохотом упал на пол, едва не задев Марцелла и Сагрию. Нутро горы зарычало так, будто в утробе её просыпался страшный зверь. Он рвался наружу, неуклюже поворачивался, сотрясая стены, и в великом гневе разбивал камень своими могучими лапами.
В следующей пещере сталактиты снегопадом сыпались на пол, и пещера наполнилась удушливой пылью. Маневрируя меж смертоносных камней, путники, однако, начали задыхаться.
Испуганно вскрикивавшей Ишмерай с большим трудом удавалось управлять обезумевшим Ремиратом и уклоняться от сыпавших на неё камней. Отчаянный зов Марка исчез впереди за страшным грохотом, и девушка уже не была уверена, что скачет в верном направлении. Пыль жгла глаза и горло: она ничего не видела и не могла позвать на помощь.
Словно ниоткуда из завесы пыли вырвалась огромная рука Марцелла, схватила Ремирата за поводья и потянула в сторону. Конь оглушительно заголосил и попытался вырваться, но вскоре признал силу Марцелла.
Гора вновь зарычала, и эхо от голоса её отразилось от всех стен. Но, не услышав ответа, гора зазвенела мёртвой тишиною и неподвижностью. И больше не произнесла ни звука.
Когда Ишмерай подумала, что задохнётся, за пыльной завесою она увидела дрожащие силуэты факелов впереди.
— Не ранена? — кашляя, спросил Марцелл, пыль сделала его волосы седыми.
— Нет. А ты?
— Цел.
Спустя несколько минут пыль рассеялась, и Ишмерай увидела своих спутников. Растрёпанная и перепачканная в пыли Атанаис дрожащими руками обрабатывала рассечённое плечо одного из гвардейцев.
— Крепись! — услышала Ишмерай напряженный голос Цесперия: фавн держал руку другого гвардейца, а потом вдруг сильно её дёрнул. Гвардеец громко вскрикнул, и Цесперий мягко проговорил: — Крепись, дружок. Руку вылечим.
— Ишмерай!
Марк с покрытыми пылью волосами и залитым кровью лбом подлетел к её коню, стащил её с седла и начал так и эдак поворачивать и восклицать:
— Ты не ранена?! Тебя не задело? Крови нет?!
— Нет, Марк, — выдохнула девушка устало: сердце ещё бешено колотилось от испуга. — Зато у тебя… Как много крови!..
— Ерунда, — убедившись, что Ишмерай невредима, принц облегчённо вздохнул. — Камень попал мне прямо в лоб. Но я легко отделался.
— Легко отделался?! У тебя рана размером с яйцо!
— Нет там ничего!
— Жжёт! — вскрикнула Сагрия, ударив кулаком по каменному полу.
Акил обрабатывал её разбитое колено и ворчал:
— А кто заставил тебя встать прямо под той громадиной?
— Там весь потолок был увешан теми громадинами! Где, по-твоему, я должна была встать?!
— Все вернулись?! — Нидар Сур пересчитывал путников, бегая между ними с выпученными глазами.
— Все, — с облегчением отозвались те, оглядевшись.
— Что это могло быть? — дрожащим голосом выдохнул посланник Ансаро, перепугано оглядывая стены, будто они
