женственные ноги и нежное белье. Мужественная Атанаис не издала ни звука, сжав зубы, чтобы не кричать. Лишь злые отчаянные слёзы сверкнули в её глазах. Ишмерай же пронзительно кричала.
Главарь подошел к Атанаис, провел рукой по её ногам, погладил их белую кожу, опустился на одно колено и покрыл поцелуями и мягкими покусываниями тыльную сторону её бедра, вызвав одобрительные крики своих людей. Лишь один истерический всхлип вырвался из груди его обворожительной жертвы. Её горестные глаза, полные слез, были обращены к ночному небу, будто молили его о пощаде. Но разве стала бы среброликая Атаргата помогать потомкам того, кто её предал?..
— Не смейте! — кричала Ишмерай.
Наконец, главарь выпрямился, оглядел Атанаис, вздохнул и отдал короткое распоряжение. Девушек схватили и повели к телегам. Посадив их в разные повозки, разбойники приказали возницам ехать, и две телеги, нагруженные пленными, поехали в противоположные стороны.
Ишмерай отчаянно выкрикивала имя сестры. Атанаис захлёбывалась слезами, протягивая к ней дрожащую руку, и затем её испуганное лицо исчезло во тьме кровавой ночи, и Ишмерай более ничего не смогла разглядеть.
Глaвa 25. Последняя воля умирающего
Cкрипела телега, звенели цепи, от страха и промозглого дождливого холода трещали зубы. Дюжина фавнов, среди которых было пять женщин, шесть плачущих детей и один старик, со скованными цепью руками, молились всю ночь, не переставая. Молитвы их были беззвучны, ибо возницу и пятерых крепких воинов, ехавших верхом, их песни сильно раздражали. Ишмерай сама не сомкнула глаз, то плача об Атанаис и остальных, то осторожно озираясь, строя планы побега, каждый из которых был безумнее предыдущего.
Вглядываясь в жестокие лица воинов, Ишмерай воображала, что они тупы, и их можно легко перехитрить. Их нелепый наряд придавал ей сил, и она не позволяла страху обезоружить ее.
Одна из женщин была сильно ранена. Из огромной раны на ее животе лилась кровь. Она тяжело дышала и на рассвете начала умолять, чтобы ей дали попить.
— Нелься пить, нещастная, — причитал старик. — Нелься пить.
— Она умрет? — выдохнула Ишмерай, сидящая рядом, запах крови забил ей нос.
Старик кивнул и тихо добавил:
— Небо смилостивилось над нею. Мы все умрем, но ее свесда вспыхнет на небе быстрее и легче нашей. Наши свёсды будут сашигатся медленно, мучительно, в великой боли…
— Они забрали мою сестру, — дрожащим голосом произнесла девушка. — Что они сделают с нею?
— Она полюбилась их вошдю, — ответила одна из женщин. — Он сохранит ей шиснь. Но лишь на то время, пока не насытится ею.
Цепи Ишмерай зазвенели. К ней подъехал один из воинов и сильно ударил ее по лицу, выплюнув шипяще-рычащее слово, значение которого девушка не знала. Ишмерай охнула и рухнула на бок, уткнувшись лицом в солому на телеге. Мир перевернулся, голова завертелась, онемевшие запястья, пережатые цепями, завыли от боли.
Девушка пришла в себя, но не подала виду. Этого дикаря она ненавидела сильнее остальных, он был свирепее всех, и кулак у него был тяжелее. Она мечтала о той минуте, когда ей будет дозволено выхватить из своих всклокоченных, кое-как перехваченных веревкой, волос маленький нож, искусно замаскированный под заколку. Похитители пока не обращали внимания на ее украшение, но если обнаружат его истинное применение…
На ночь остановились на ночлег. Пленным дали лишь немного отвратительной на вкус и запах воды, и по краюхе чёрствого хлеба. Ишмерай, все еще не оправившаяся до конца от своей болезни, почувствовала, как слабость вновь начинает завладевать ею, потому почти ничего не съела.
Хотя бы дело шло к концу апреля, и ночи стали теплее.
«Мне безразлично, что будет со мной, — в ужасе думала девушка, дрожа не от холода, не от страха. — Но Атанаис!.. Если Аргос не взят, если эти дикари перебили не всех, кто-то должен поехать на её поиски! Хоть кто-то! Господи, умоляю, спаси её!»
Ишмерай заснула только в преддверии рассвета. Ужас от пережитого, ослепляющий страх за судьбу сестры, промозглый холод, стоны умирающей женщины и страшная вонь от её раны отгоняли сонливость. Живот ныл от того удара, синяки и припухшее от побоев лицо гудело, кожа зудела от пота.
Лес подернулся серебряной дымкой рассвета, и головорезы проснулись быстрее солнца. Пленным дали все той же вонючей еды, но без хлеба.
Ишмерай перестало трясти. Она вспомнила наставления Марцелла: как следует рассмотреть похитителей, изучить их, внимательно наблюдать за ними. Так она и делала, но не могла придумать ничего дельного. Для головорезов слишком организованная группа. Возможно, солдаты из приграничных территорий.
Взглянув на раненую женщину, один из мужчин разорвал ее платье, приподнял сгнившую вместе с раной ткань, и Ишмерай обязательно бы стошнило от чудовищного запаха, если бы в ее желудке что-нибудь оставалось. Женщина уже не металась в бреду, но была еще жива. Ее лицо приняло серовато-желтый оттенок. Коротко переговорив между собой, двое мужчин вытащили умирающую из телеги, положили на мокрую от росы лесную подстилку, и один из них пронзил её своим тонким мечом прямо в сердце.
Дети заплакали, по лицам женщин, старавшихся утихомирить перепуганных детей, потекли тихие слёзы. Ишмерай дернулась, когда сталь вошла в плоть умирающей, будто это ее проткнули насквозь. Меч вошел в сердце женщины гладко и беззвучно.
«Как просто лишить жизни живое существо! — трясясь, подумала девушка. — Прикосновение, и оно уже не дышит!»
Она видела, как мужчины взяли бездыханное тело и выбросили его в кусты, где она станет плотным обедом для диких зверей.
— Звери! — шептала она, беспорядочно всхлипывая. — Какие же вы звери!
— Ее душа не успокоитса, — беззвучно плакал старик, роняя крупные слезы на свое морщинистое лицо. — Так нелься. Так не вэлэна Атаргатой.
— Как вы хороните умерших? — выдохнула Ишмерай.
— Сшигаем. Кашдому фавну после смерти до`лшно быт сошшенным. Тех, кто оставил тело не сошшенным, шдет беда.
«Марк! — мысленно взмолилась девушка, обратив опухшее, залитое слезами, перепачканное грязью и кровью лицо к светлеющему небу. — Если ты видишь меня сейчас, умоляю тебя, не смотри на меня! Закрой глаза! Отвернись! Что угодно, но не смотри!»
Телега тронулась, продолжая свой кровавый путь. Лес был дремуч и казался бесконечным. Но что будет после того, как лес закончится, Ишмерай не знала и не желала
