знать.
Фавны молились, не переставая. Ишмерай видела, как шевелятся их губы. Она изумлялась их печальному смирению, и ей становилось стыдно перед ними за свой страх. Она чувствовала себя трусихой. Ишмерай знала, что фавны тоже боятся, особенно дети, но даже самые маленькие из детей перестали плакать, и девушка знала, что она тоже должна была.
В одной телеге с нею ехал и Тарво, мальчик, которого Ишмерай недавно встретила на улице Аргоса. Он узнал ее, заулыбался и попытался что-то сказать, но одна из женщин, опасливо оглянувшись на вооруженных мужчин, дёрнула его за руку. Его матери не было в телеге. Ишмерай старалась подбадривать его улыбкой всю дорогу. Он не должен был видеть ее слез, он не должен был думать, что взрослые боятся больше, чем он. А взрослые боялись, и страх этот ослеплял.
— А ты, девитса с ветрами, — окликнул ее старик. — Поведай нам о том крае, куда вы шелали отвести нас. Воистину ли он столь плодороден и благословенен, как вы говаривали? Перед литсом смерти ты лгать не станешь.
— Мы и в Аргосе не лгали, — с достоинством ответила Ишмерай, оглядевшись: ее слушала вся телега. — В краю нашем шесть государств: Карнеолас, Нодрим, Сильван, Эрсавия, Полнхольд и Акидия. Карнеолас, Полнхольд и Нодрим — самые большие и могущественные из всех. Они союзничают между собой уже много лет. Карнеолас развернул свои владения на холмистой равнине. Земли там плодородные и зеленые, будто изумруды. Какие только травы и цветы там не растут, какие только культуры не выращивают! С северо-запада Карнеолас граничит с древним Аваларом. Их разделяет толстая цепь заснеженных гор.
— Откуда был родом Атариатис Рианор? — спросила одна из женщин.
— Он был царем Карнеоласа, — отвечала Ишмерай.
— Справедливым и хорошим царем?
— Он утихомирил Кунабулу и подарил людям покой на три сотни лет.
— И чэм сакончилос его правлэниэ?
— Его убил его же ближайший соратник, — вздохнув, ответила Ишмерай. — И занял его трон.
— Боги покарали его за предатэлство?
— Покарали. Он так и не смог истребить род Рианора.
— Но отчего вы не правите Карнеоласом?
Девушка грустно засмеялась, пожала плечами и ответила:
— Судьба распорядилась иначе. Сейчас Карнеоласом правит справедливый и добрый король из династии короля, убившего моего предка. Этот король — старый друг моего отца и двадцать лет назад сражался бок о бок с ним, моей матушкой и дядей против Кунабулы.
— Какие они, твои отец и мать? — спросили фавны.
Ишмерай сглотнула, тщась не разрыдаться.
— Очень добрые и понимающие, — последовал глухой ответ. — Они растили нас в любви, меня, Атанаис и Гаспара.
— У тебя есть брат?
— Да, — со вздохом облегчения ответила Ишмерай; воспоминания о доме, которого она более не увидит, наполняли её горечью, которую нельзя было сдержать или вынести. — Ему в сентябре будет четырнадцать. Но он уже высокий для своих лет. И очень похож на отца: глаза у него такие же зеленые-зеленые, а волосы темные. У них даже одинаковые носы и губы…
— Наша Повелительнитса юна, как и ты, — начал старик. — Но умна не по годам. Они с братом рано лишились родителей, и Повелительнитса пыталась заменить мать и отса и нам, и своему брату. Она ко всем была добра. У нее длинные волосы лунного цвета, светлая кожа и огромные тёмно-синие глаза. В лике ее семьи — кусочек ночного неба. Если бы ты увидела Повелительнитсу своими гласами, ты бы тотчас поняла, что она послана нам самой Атаргатой.
Заплакал маленький Тарво, и одна из женщин начала утешать его. Коснувшись губами его лба, она побледнела.
— Он болен, — догадалась голубоглазая рыжая фавна.
Вся телега вздохнула, а Ишмерай отвела взгляд. Это звучало как приговор. Это и был приговор. Осталось скрывать это от головорезов столько, сколько то было возможно.
— Быть может, если он поспит, ему станет лучше? — с надеждой проговорила Ишмерай.
— Все мошет быть, — кивнула рыжая. — Только он не смошет заснуть. Он еще и голоден.
Девушка опасливо оглянулась на мужчин: они начали угрожающе поглядывать в сторону несчастного Тарво. И тогда Ишмерай запела.
Тих и чист был её ласковый голос, нежна и светла песня. Она пела о звездах, которые зажигались каждую ночь и хранили их сон, о тенях, которые вырастали из земли и пускались в таинственный ночной пляс, держась за руки и сияя лунным серебром. Реки пели им, а луна смотрелась в чистую гладь озера, любуясь своей красою. Травы звенели в голос, подпевая теплому ветру, тропы лились лентами, звездный свет разливался морями, и листья шептались с лесными эльфами.
Ишмерай пела, пока Тарво не закрыл глаза и не заснул. Фавны вздохнули с облегчением, и голос девушки тихо затих.
— Хорошо, девитса с ветрами, — одобрила рыжая женщина. — У тебя хороший голос. Я сама едва не заснула…
Ишмерай опасливо поглядела на головорезов. Они не сказали ей ни слова. Казалось, пение успокоило и их. Но вдруг позади послышался громогласный топот бешеного галопа. По лесной тропе ехал одинокий всадник все в том же нелепом наряде, и девушка горестно вздохнула: она все еще надеялась, что за нею приедут и освободят ее и остальных, но этому, вероятно, не суждено было случиться.
Мужчина подъехал к остальным всадникам, и те начали что-то быстро обсуждать на своем странном мелодичном, рокочущем языке. Однако Ишмерай могла понять отдельные слова. Их языки были похожи.
Наконец, они затихли, согласно закивали, и только что приехавший мужчина подошел к телеге. Он был высок, широкоплеч, черты лица — грубые, а глаза небольшие и светло-зеленые. Он грубо схватил Ишмерай за локоть, заставил ее встать на ноги и вытолкнул из телеги. Она не ходила несколько дней, и ноги ее задеревенели. Посему, прыгнув на землю, она не удержалась и рухнула. Мужчина заставил ее встать, сжав руку так, что девушка пискнула. Затем он повел к своему коню.
— Куда вы меня ведете?! — воскликнула она, начав вырываться. — Я никуда не поеду!
Головорез толкнул ее вперед, и девушка едва не упала, но удержалась на ногах.
Фавны запричитали, но в ход пошли плети, и никто из них не посмел помешать им.
