– Твою лошадь зовут Ташта? – удивился Конда, садясь напротив неё.
– А твою... Кестан?
Он вдруг неуверенно улыбнулся, и Аяна чуть не расплакалась, глядя на эту улыбку. Он будто разучился улыбаться и теперь учился заново, как человек, долго лежавший больным и разучившийся ходить, пробует ноги, неуверенно, шатаясь, запинаясь.
Она подалась вперёд и обняла его, обвив ногами за спину, целуя его в висок и усердно пряча слёзы.
– Почему ты плачешь? – спросил он. – Почему?
– Мы могли потерять столько времени, если бы ты не притащил меня сюда.
– Я потерял слишком много времени в раздумьях, почему я рушу всё, к чему прикасаюсь. Я разгромил свою комнату, а потом начал думать, что, если я что-то поменяю в себе или в мире, всё каким-то чудом можно будет вернуть назад. Но потом понял, что всё прошло, прошло безвозвратно. Я лежал среди обломков своей комнаты, своей жизни и своей мечты, погружаясь в тупое беспомощное отчаяние, а потом мне сказали, что ты пошла пить с какими-то парнями, и я решил, что если и не нужен тебе, то должен хотя бы позаботиться, чтобы ты не пострадала.
– Ты... Ты следил за мной? – нахмурилась Аяна. – Что значит "тебе сказали"?
– Ну... – замялся Конда.
– Не лги мне! Ты обещал!
– Аяна! – с радостным изумлением воскликнул он. – Ты что... ты пытаешься командовать мной?!
Она поцеловала его, потом отодвинулась на край кровати.
– Ты следил за мной?
– Я попросил присмотреть за тобой, чтобы тебя... не обидели.
– Меня не обижали.
– Тебя хотели обидеть ночью, когда ты блуждала по улицам.
Аяна рухнула навзничь, на жёсткий матрас и несвежее покрывало.
– Не делай так больше, – попросила она. – Мне неприятно думать, что за мной следят.
– Следили не за тобой, а за этим, – он показал на её лицо, – странным типом с бородой и с...
– Это мешочек с песком.
– Я как будто целовал мужчину.
– Хочешь ещё?
– Только если ты снимешь эти штуки.
– Так что со слежкой?
– Нет. Я не могу оставить тебя одну. Выбирай, либо ты остаёшься со мной дома, либо за тобой... присматривают. Тут опасно. Тут убивают людей. Ты понимаешь, что будет, если я лишусь тебя снова?
– Не хочу думать об этом, – сказала Аяна, чувствуя, как её сердце пропустило удар. – Конда, ты хочешь увидеть сына?
Он задрожал, и взгляд забегал по покрывалу. Аяну это испугало, но она взяла его ладони и положила на свои.
– Всё хорошо. Тебе некуда спешить.
– Ты не обижаешься? Я...
– Нет. После того, что ты рассказал... Он у Иллиры. Я думаю, тебе тоже не стоит подбегать и хватать его, понимаешь? Вам обоим нужно будет время. Приходи вечером, хорошо? Я могу привести тебя в порядок. Ты немножко зарос.
– Немножко? Я не брился почти год.
– Я же говорю, немножко. Твоя борода не длиннее двух ладоней.
– Меня все боятся.
– Я не видела никого красивее тебя. Конда, – вдруг нахмурилась она. – Мне на днях придётся приехать... приехать...
– К моей жене, – сказал он, и слова падали, как капли стылого зимнего дождя на разгорячённую кожу, леденя и одновременно обжигая.
Они замолчали.
– Я пока не могу оформить развод. Я вернулся и сразу начал строить корабль. Я ездил по делам Пулата вместе с ним, чтобы он ничего не подумал, и одновременно строил шхуну, небольшую, крепкую, способную добраться до вас. Но он, конечно же, как-то узнал о корабле, и запретил мастерам работать на меня. У них не было выбора. Он передал или перепродал корабль кому-то, и деньги уже не вернуть. Эти деньги были условно моими, заработал их я, но всем имуществом рода распоряжается он. Всё было вложено в покупку хорошего леса и услуг мастеров. Мне нечем отдать эту сумму.
Они молчали, и Аяна мрачно грызла губу.
– Аяна, не бросай меня, – взмолился Конда. – Прошу! Я согласен даже на жалость!
Она взглянула на этого мужчину с седыми от горя висками, который боялся поверить и увидеть сына, и боль в его голосе заставила её нахмуриться.
– Ты зря думаешь, что я жалею тебя, Конда. Я чувствую ярость, думая о том, что с тобой сделали. У меня есть пять золотых, и я получаю ещё шесть каждый месяц. С октября я смогу найти работу, где буду получать восемь или даже девять. Может быть, нам удастся как-то накопить? Сколько нужно набрать?
– Шесть тысяч.
Она онемела.
– Шесть... Тысяч... Золотых... – пробормотала она после долгого молчания.
– Да. У меня не осталось ничего. Этот дом тоже не мой. Катис Эрсет, когда узнал, что произошло, прислал ко мне человека с письмом, в котором предложил жить в этом доме. Он, наверное, покупал его, чтобы сдавать. Без этого дома я бы не выжил. Он буквально спас меня.
– Ты приходишь в дом Пулата...
– Я пытался уехать из города и отправиться на восток. Помнишь? Я показывал тебе карту.
– Я помню, – сказала Аяна, садясь рядом и распутывая колтуны в его волосах. – Я вспоминала её, когда мы с Верделлом шли сюда. Я пришла к тебе только благодаря тому, что ты показал мне её.
– Я помню, как ты отвлекалась. Видимо, я недооценил тебя. Айи, я и подумать не мог... Хотя нет, мог... В общем, это было после того, как у меня отобрали недостроенный корабль. Я пытался уехать, но несколько раз на выезде из города меня ловили. Я пытался найти корабль, который вывезет меня, или нанять лодку, но у Пулата в порту... Ты, наверное, понимаешь. Меня остановили. А потом через месяц мне сказали, что я теперь женат, потому что Пулат решил меня "осчастливить". Я впал в безумие и пил. После того... после я снова дважды убегал, и меня ловили, а потом ко мне пришёл человек и сказал, что, если я не буду являться в поместье хотя бы иногда, то меня запрут в той комнате. Которую я недавно разрушил.
– Я видела. Конда...
– Её присылали ко мне, – сказал он вдруг, и глаза стали безумными. – Её без стука чуть ли не вталкивали в комнату. И я каждый чёртов раз сходил с ума, понимая, как я вляпался, и пугал её. Я не трогал её, Айи! Как я мог трогать кого-то, если ни моё тело, ни мой разум не желали никого, кроме тебя?!
– Как ты выжил в этом безумии? – спросила Аяна с ужасом, заглядывая ему в глаза. – Я думала, что пережила многое, но... Почему с тобой делают это?
– Я думаю, ты была права и в том, что назвала наш дом безумным. Пулат пытается сделать вид, что всё в порядке, что всё идёт так, как принято... Его не останавливает то, что меня уже почти в глаза называют "безумным киром". Он сбегает то в Койт, то в Харадал, то в Фадо, суетливо налаживает какие-то новые торговые соглашения... Он занялся перевозкой рабов! Раньше этим занимался дом Дувар, но Пулат устроил так, что два его корабля в Дакрии...
Он осёкся, глядя на Аяну, и взял её лицо в ладони.
– Я думал, что никогда тебя не увижу. Расскажешь мне?
Аяна вдруг вспомнила, как купалась в бухте мыса берега кирио и пожевала губу.
– Да. Но мне нужно ехать к Гелиэр. У меня подписан договор. Конда... тот человек, который "присматривает" за мной...
– М-м?
– Пожалуйста, можно сделать так, чтобы он "присматривал" только вечером, когда я еду домой? Мне, конечно, неприятно, что за мной кто-то следит, но мне на самом деле очень страшно бывает возвращаться мимо порта вечерами. Там убили девушку, и я...
– Спасибо, – сказал он. – Спасибо.
– За что?
– Что не называешь меня безумным за то, что я боюсь.
Аяна серьёзно посмотрела на него, потом тоже обхватила его лицо ладонями.
– Ты не безумен.
– Ты чешешь руки об мою бороду?
– Да. Неприятно?
– Это приятно. Мне приятно любое твоё прикосновение. Пожалуйста, не останавливайся... Ко мне два года никто не прикасался по-доброму, кроме того гватре, которого пару раз присылал Пулат, да и то... Я думал, что следующим, кто прикоснётся ко мне, не сжимая кулаков, будет человек, омывающий тела.
– Конда, пожалуйста... Ты делаешь мне больно. Как я найду тебя вечером?
– Я сам найду тебя. Почему ты пошла к Бинот? Что у тебя с документами?
