так, словно мы были одним и тем же фейри. У нас было одно лицо, одно имя, нам дали одинаковое образование и условия жизни, какие полагалось иметь королевским особам, но это было еще не все. Наша связь была способна на большее.
Ее голос дрожит. Нейт отводит от меня взгляд, будто не в силах больше смотреть мне в глаза.
– Ты защищала меня от похищения… или убийства. Наша связь должна была стать не просто приманкой – она должна была помочь тебе найти меня, если я вдруг пропаду. Если бы меня похитили и ранили… – Она делает паузу, ее глаза устремлены вдаль. – Если бы мне причинили боль, если бы моя жизнь была под угрозой, я могла бы выпить твою жизненную силу, чтобы выжить.
Я резко втягиваю воздух, как будто она только что пнула меня в грудь. Меня осеняет ужасное понимание, и я смотрю на нее, совершенно ошеломленная и потрясенная.
– А если бы меня похитили? Если бы меня ранили или убили? – хриплю я.
Мне нужно, чтобы она подтвердила мои догадки, пусть это и уничтожит последние крупицы надежды во мне.
Глаза Нейт наполняются слезами, но она выпрямляет спину, словно взывая к какому-то источнику силы внутри, и произносит:
– Если бы тебя похитили – значит, ты бы исполнила свое предназначение. А меня бы увезли и спрятали в более надежном месте.
В комнате воцаряется тишина, я тупо смотрю перед собой. Внутри проносится осознание всего, что случилось, а на моей душе появляются новые раны.
– То есть тебя должны будут спрятать в безопасном месте, а я стану жертвой? – Я озвучиваю правду, что вижу в ее глазах, хотя она и защищает меня от боли, не произнося все это самостоятельно. – Ты можешь выпить мою жизненную силу, а я твою – нет, так?
– Нет, не можешь, – говорит она. – Это работает только в одну сторону.
Я смотрю вниз на свое тело, как будто оно меня предало. Как будто мало того, что у меня забрали мое лицо, мое имя, все мое гребаное существо, – так теперь выясняется, что моя душа, моя жизнь тоже не мои? Она может вырвать их из меня, когда они ей понадобятся?
Где-то в груди змеей сворачивается болезненная ярость. Будто трясина, страдание медленно затягивает меня, и я знаю, что если это произойдет, я никогда не смогу освободиться.
– Так что же это за хрень такая? – хриплю я, провожу лезвием клинка по предплечью, рассекая кожу.
Нейт задыхается от боли, судорожно пытаясь закрыть ладонью рану, которой на ее руке нет. Ее кожа цела, кровь в безопасности, льется по венам – а моя капает на пол под лунным светом, что уже старательно стягивает края пореза.
Нейт проводит ладонью по предплечью, пытаясь стереть болезненные ощущения.
– Думаю, это получилось случайно. Судя по тому, что мне рассказывали, наша связь не должна была работать в обе стороны. Никто не знал, что я могу чувствовать твою боль, до тех пор, пока тебя не забрали. Мне было интересно, можешь ли ты чувствовать мою, но я так и не узнала. Но ты можешь, не так ли?
Я не отвечаю, просто смотрю на Нейт.
Внутри меня все бурлит: я вспоминаю все фантомные боли, которые я игнорировала или списывала со счетов. Приют был жестоким местом, мы тренировались без продыху. Нас регулярно исцеляли – и было так легко отмахнуться от необъяснимых вспышек боли, что время от времени пронзали руку или ногу. Я думала, что это всего лишь остаточная боль, может быть, глубокий ушиб или растяжение, которых не заметили лекари. Но это была Нейт.
Сердце в груди словно сжимают невидимые ладони, и мне кажется, что оно в любой момент остановится. Я хочу вытряхнуть из себя все, включая нашу связь, которая лишила меня многого и обещает отнять еще больше. Глаза щиплет от злобы и горя, что пытаются прогрызть себе путь и вырваться наружу.
– Все думали, что я больна или что, возможно, кто-то пытался отравить меня. Никто не знал, почему у меня вдруг начались эти необъяснимые, мучительные приступы. Вначале тебя часто пороли, не так ли? Постоянно били, так, что ты даже не могла пошевелиться, не могла выкашлять кровь, в которой утопали твои легкие? – спрашивает Нейт, и в ее голосе, в ее полном муки взгляде чувствуется знакомая боль.
Ее слова обрушиваются на меня лавиной понимания. Те ее слова… о том, через что я прошла, о том, что я могу доверять ей.
Когда она это сказала, я не поняла, что за этим может стоять нечто большее, чем обычная банальность для утешения, которую обычно говорят, чтобы твоя боль не расстраивала говорящего. Что-то, что поможет собрать все то дерьмо, которое с тобой произошло, в маленькую аккуратную коробочку, чтобы все выглядело не так ужасно и пугающе.
Осет, я знаю, ты через многое прошла…
Слезы наворачиваются на глаза.
– Ты это чувствовала? – хрипло спрашиваю я. – То, что они творили со мной все это время… ты знала?
Нейт кивает, и душевная боль, что так долго копилась в ее взгляде, наконец, выплескивается наружу со всхлипом.
Слеза скатывается по моему лицу. Я позволяю ей это. Позволяю ей стечь по щеке и скатиться с подбородка, разбиться о землю, брошенной и одинокой, какой я чувствовала себя с той секунды, как очнулась в клетке.
Мы со «скорпионами» чудовищно ошиблись. Принцесса реальна, вот только я – не она. Я – всего лишь приманка, жертва, которую мой народ готов был принести. Я – расплата, подношение, необходимое, чтобы она могла жить, потому что кровь в ее жилах была важнее моей.
Все вопросы, которые у меня были до этой ночи, о семье, об Айджиинах, о том, искал ли меня кто-нибудь или надеялся, что когда-нибудь я найду дорогу назад… Все это превратилось в ничто, оставило лишь горький привкус на языке.
Я качаю головой: я опустошена, чувство потери разлетается по мне и кружится, как жужжащие насекомые, от которых я пытаюсь отмахнуться, но не могу убежать.
Теперь все это не важно.
Все это время я искала путь домой и гадала, кто я, только для того, чтобы узнать, что я никогда не была важна. Меня просто выкинули на помойку. Кем бы ни были мои родители или мой народ – они просто отдали своего ребенка и решили, что моя ценность будет состоять в том, чтобы обеспечить выживание принцессы.
Я была никем – планом на случай непредвиденных обстоятельств. Меня воспитали для того, чтобы умереть ради какой-то цели – ведь она имела большее значение, чем я.
Пустота, которую я
