пожалеть.
Вымучив из себя улыбку, я решительно шагнула в портал, чтобы выйти на улице кузнецов. Какой странный выбор для портала… Но, очевидно, Кристоф не все здесь знает.
– А вот теперь точно запрыгивай, готов поспорить, что наша Тина уже ковер в своем кабинетике протоптала, – рыкнул Гамильтон.
Согласно угукнув, я запрыгнула на спину своего компаньона и, прижавшись лицом к жесткой шерсти, на мгновение крепко зажмурилась. Чтобы уже через секунду горделиво выпрямиться.
Никто не должен понять, что мне плохо и страшно. Никто.
«Хотя от друзей не утаить», – пронеслось у меня в голове, когда уставшая и злая подруга выставляла передо мной батарею баночек.
– Я сходила с ума, представляя, как ты не успеваешь поднять щит, – ворчала Тина. – Садилась в кресло – и бац! Меня накрывало видением того, как ты неправильно доворачиваешь кисть и пульсар взрывается у тебя в ладони, а не…
Тина махнула рукой и без сил опустилась на софу напротив меня.
– Что происходит, Мина? – с тоской спросила она. – Почему весь мир ополчился против тебя?
Поперхнувшись очередным гадким зельем, я возмущенно прошипела:
– Не надо весь мир! Просто какая-то пакость рассчитывает подобрать под себя баронство.
– Да на кой оно?! – взвыла Тина. – Мне нравится здесь, но вместе с тем меня греет мысль, что моя семья живет в безопасной столице! Да я таких ран…
Она не договорила, но я понимала: здесь твари слишком реальны. Слишком близки. Здесь не только бойцы видели эту дрянь, здесь к целителям поступают раненые дети. Просто потому, что кто-то решил, что стоит сходить за ягодами без взрослых. Или весенний ручеек заманил кораблик слишком далеко. Или… Да мало ли какие причины у детей, чтобы быть детьми? Даже в нашем суровом краю дети беззаботны и не думают о смерти.
– А представь, что я налажу прямой контакт со сборщиками, – я коснулась ее руки, – представь, сколько будет золотых монет. Превратить наш край в кошмар можно очень и очень легко. Достаточно начать промышлять тварями, а не уничтожать их. И, клянусь тебе, куш велик настолько, что какой-нибудь столичный лордик мог бы и соблазниться.
– Для этого ему нужен сообщник здесь, – тихо сказала Мина.
– И это самое мерзкое из того, что произошло за сегодняшний день, – кивнула я и допила последний флакон. – Это все?
– Да, теперь тебя ждет мерзотнейшая ванна. Тария уже оценила, теперь и ты попробуешь.
– За что?! – Если Тина говорит «мерзотнейшая», то я-то и вовсе с ума сойду!
– За то, что яд уже в твоем теле, а не только в желудке. Мы будем вытягивать микрочастички яда через поры твоей кожи. Обещаю, тебе не понравится.
«Давно пора привыкнуть, что у Тины слова с делом не расходятся», – подумала я и тяжело вздохнула.
Черная жижа была густой настолько, что я не могла пошевелить даже мизинцем. А еще по ней время от времени пробегала рябь – Тина уточнила, что так и должно быть.
– Мне запретили составлять тебе компанию, – голос Гамильтона стал для меня полной неожиданностью.
– Или попытались? – усмехнулась я, не способная и голову повернуть.
– Или попытались, – согласился мой компаньон. – Я отвел Кристофа в наш дом.
– Там же нет гостевой спальни! – возмутилась я.
– По-моему, он согласен на придверный коврик, – хмыкнул Гамильтон. – Но на самом деле я не удивлюсь, если он разобьет палатку во дворе.
Прикрыв глаза, я сердито выдохнула:
– Нелепость.
– Ты не злишься, – проницательно произнес мой компаньон. – Ты напугана.
– Ты пользуешься тем, что я не могу шевелиться, – проворчала я. – И не могу укусить тебя за ухо.
Ответа не последовало. Судя по топотушкам и шумному выдоху, кто-то удобно устраивался на кушетке для осмотра пациентов.
– Уверен, что она выдержит?
– Здесь все на боевых магов рассчитано, – буркнул Гамильтон.
Мы молчали, жижа рябила, неприятный больничный свет резал глаза. Все это плюс крайне неприятные ощущения от выходящего сквозь кожу яда мешали мне задремать.
Впрочем, с кушетки не доносилось ни храпа, ни сопения, а значит, Гамильтон тоже не спешил расслабляться.
– Отца убили, – произнесла я вслух то, что стало очевидным несколько часов назад.
– Меня не было тогда, – мягко напомнил Гамильтон, – но я всей душой тебе сочувствую.
– Спасибо. – Я прикрыла глаза, а потом продолжила: – Ты ведь тоже думаешь, что нас с Тарией отравил один и тот же человек?
– В силу своей натуры внесу решительную правку: по приказу одного и того же человека, – фыркнул мой компаньон. – Я уверен. Слишком сложно, слишком долго и слишком тихо – кому-то нужна естественная смерть. Как барона, так и его дочери.
Я согласно кивнула. Точнее, попыталась. Но Тина утопила меня в жижу по самый подбородок, так что у меня получилось только судорожно дернуться.
– Тогда остается тот, кто ткнул в меня кинжалом, – я нахмурилась, – это не похоже на смерть по естественной причине.
Но Гамильтон не согласился:
– Очень похоже. Любовник твоей матери пытался тебя отравить. Я и тогда не был с тобой, но помню твои слова. Яблоко, верно?
– Редзийское, да, – я усмехнулась, – целое княжество вымерло из-за горе-скрещивателей. Да, скандал тогда с трудом замяли, и если бы… Да, если бы я тогда погибла, это и правда могло всплыть.
– Этому помогли бы всплыть – раз, и два – его бы убили, якобы чтобы отомстить за твою смерть, – Гамильтон шумно выдохнул, – а на деле – чтобы никто не смог допросить. Тебе нужно озадачить Кристофа.
– Чем? – удивилась я.
– Пусть вспомнит, не пытался ли кто-нибудь наложить лапу на баронство. Может, были заходы издалека, мол, надо бы помочь вдове воспитать дочь. Или что-то в этом роде.
– Ты гений.
– Я просто старше, – устало ответил мой компаньон. – И пусть мне бы и хотелось сказать, что в псовьем мире все живут душа в душу и нет интриг…
Он не договорил, только еще раз шумно вздохнул.
А я прикрыла глаза и все же смогла ненадолго задремать. Проснулась уже от голоса Тины: она что-то доливала в ванну, и черная жижа стремительно белела.
– Вот это и вот это будешь пить каждый
