высоко держа голову. Ворвавшись в зал, полный придворных, он увидел Сакрума, сидевшего рядом с Гасионом, любезно улыбавшегося и занимавшего Жреца небылицами. Марк громогласно крикнул, и голос его звучал грубым вызовом:
— Гасион!
Фавны начали расступаться и, завидя Васаго, начали охать и ахать. Гул нарастал, лица фавнов озарялись светом, кто-то зарыдал, простирая руки к ребенку, словно к святому, кто-то безудержно рассмеялся. Увидев мальчика, Сакрум изобразил недоумение, но Марк знал — Сакруму тоже осточертел этот город, он был рад покинуть его.
Реакция Гасиона была слишком предсказуемой.
— Повелитель! — ахнул он, не успевая за деланой радостью спрятать страх. — Вы живы!
— И вы знали об этом все то время, что лгали своему народу о том, что царевич Васаго пропал! — ответил Марк, говоря таким голосом, чтобы его было хорошо слышно во всех углах зала. Угрожающе и мрачно.
Поднялся шум. Гасион пытался доказать свою невиновность и свою правоту, однако фавны поняли, что были обмануты. Гасион покусился на самое святое, что у них было, — на потомков их Богини Атаргаты Сребровласой, на потомков Луны. Гасион кричал и обвинял Марка, Сибелира в клевете, однако понимал, что стоит мальчишке заговорить, и вся ложь его вылезет на поверхность, словно черви после дождя. Он будет разоблачен, бежать ему было некуда.
Сакрум сыграл свою роль превосходно. Он принял оскорбленный вид, поглядел на Гасиона с редкостным презрением, поднялся и заявил:
— Вы лгали своему народу. Страшнее нет преступления.
Он развернулся и покинул Жреца, которому ещё несколько минут назад дарил весьма приятные подарки.
Разъяренные фавны, которых было намного больше, нежели те, кто служил ему, кинулись к Гасиону и схватили его.
Наблюдая за всем этим, Марк тихо проговорил, обращаясь к Сибелиру:
— Что грозит Гасиону?
— Казнь.
— Жестокая?
— Его сердце будет пронзён серебряным кинжалом.
— Весьма милосердное. Это измена государства.
«Однако стоит договориться, чтобы его казнили не здесь, — подумал Марк. — Вместе с остальными фавнами мы заберём его в Архей. Я желаю показать Гасиона отцу. Гасион получил права главы государства. Он должен отречься от своих прав в присутствии народа, а также не будет лишним, если его отречение услышат послы Нодрима, Полнхольда и других государств. Он должен заявить об отказе от своих прав перед всем Архемм. Васаго вновь получит права наследника престола, но он ещё мал, чтобы отвечать за целое государство…»
— Выбирайте регента, — тихо сказал Сибелиру Марк.
— Выбирать что? — не понял Сибелир.
— Царевич мал для управления государством. Кто-то должен наставлять его. Располагаете ли вы надежной кандидатурой?
Сибелир нахмурился, уйдя в свои размышления.
— Полагаю, мошем найти… Времени у нас нет на долгие выборы.
«Все верно, Сибелир… — думал Марк. — У вас нет ни выбора, ни шанса прожить здесь оставшуюся жизнь в гармонии и счастье с новым правителем. Вы должны уехать в Архей, вы должны начать свою жизнь заново. А я сделаю все, чтобы Карнеолас помог вам в этом…»
Марк затаил улыбку, повернулся к Васаго, присел на корточки и сказал, обращаясь к царевичу:
— Ваше Высочество, теперь Вы в безопасности с нами. Злодей будет наказан и получит то, что заслужил. Однако вам не следует более оставаться здесь. Ваши земляки уже уехали в Архей вместе с Рианорами и герцогом Атии.
— Но почему они сделали это? — несколько растеряно осведомился царевич Васаго, глядя на Марка большими испуганными глазами.
— Рианоры просили у них помощи, а Авалар был в большой опасности. Ваш Жрец не защищал Авалара и даже не старался. За тот год, что Ее Величества царицы нет в живых, за тот год, что вы жили в темнице, погибло очень много аваларцев. И, если вы останетесь здесь, погибнет еще больше. Покиньте Авалар вместе с нами, Ваше Высочество. В Архее никто не причинит вам вреда.
Мальчик снова поглядел на кричащего Гасиона, пытавшего вырваться из стальных рук стражи и разъяренной толпы. Из огромных темно-синих глаз царевича уходил страх, а на его место волнами накатывал гнев.
И не было в этом детском лице обиды или капризов. То было лицо обманутого человека, человека, способного гневаться и страдать по-настоящему. Марк вдруг вспомнил, что у этого мальчика была страшная судьба: вся его семья была вырезана людьми. Теперь ему предстояло встать во главе полуразрушенного государства, покинуть край, где он родился и вернуться туда, откуда бежали его предки много лет назад. Вернуться к горстке выживших своих земляков, вернуться к людям, жить с людьми и быть сопровождаемым людьми.
— Мой народ останется здесь, — вдруг тихо проговорил мальчик тоном не ребенка, а взрослого мужчины, мужчины, не представлявшего, какая опасность ждет Авалар, если они останутся здесь.
— Ваше Высочество! — выдохнул Марк, почувствовав, как сердце его болезненно разбухает от разочарования. — Люди, убившую царицу, вернутся, и перебьют остальных. В Архее вам никто не причинит зла.
Однако мальчик Васаго взялся за большую сильную руку Сибелира, и Марк понял, с кем нужно разговаривать: Сибелир, согласившись с Марком, внушит царевичу всю разумность незамедлительного отъезда из Авалара.
Царевича Васаго приветствовали, будто нового бога. Его называли сыном Луны и спасителем. Он казался мессией для своего изорванного, истерзанного страхом и потерями народа. Во дни безнадежья, ужаса и отчаяния он казался им благословением и новой надеждой, надеждой на жизнь новую, надежду на былое величие их народа и гармонию с окружающим миром.
Десятилетний мальчик с волосами и лицом, сияющими белым светом, словно луна, с огромными глазами, темно-синими, словно клочки ночного неба, щедро усыпанного звездами, взирал на свой народ без страха, присущего даже взрослому, на плечи которого внезапно взваливалась столь непосильная для детских плеч ноша. Он взирал на свой народ, словно взрослый мужчина, вполне отдающий себе отчет в том, что ждало его.
«Какой была юная Атаргата, если ее младший брат уже ведет себя словно бесстрашный правитель с многолетним опытом?.. — думал Марк, и ему становилось горько за это ребенка, у которого столь по-варварски украли детство. — Отец рассказывал мне о том, страх какой глубины он почувствовал, когда его брат, наследник престола, и отец, король, погибли почти в один день. Тогда он был вторым в очереди на престол, принцем двадцати
