«Я не виню тебя, Марта, — подумала Ишмерай, мрачно обращая глаза к судьям. — Рано или поздно Хладвиг бы добился этого. Просто с твоей помощью это произошло несколько быстрее».
Она увидела священника Майахофа, по лицу которого катились слезы. Здесь был и Людвиг Вельзер, брат мужа Мэйды, с ужасом глядевший на Ишмерай.
Увидев серое лицо Александра, она споткнулась. Все надежды её на его отъезд стали прахом. Он не стал спасаться, он пришёл на суд. Он пытался казаться невозмутимым, что до сих пор получалось у него превосходно, но не теперь. Увидев Ишмерай, он сжал кулаки, и костяшки его пальцев побелели от напряжения. Он мучился.
«Не смей, Александр, — подумала она, сглотнув. — Иначе ты выдашь себя, и тебя тоже отдадут под суд!..»
Но когда её взору открылся весь зал, Ишмерай едва не взвизгнула. Слева около трибун, вытянутая за руки, висела окровавленная Атаргата. С нее было сорвано платье, чтобы все присутствующие видели нечеловеческие ноги Атаргаты. Царица Авалара была девически стройной, у нее была небольшая грудь, исполосованная кровавыми следами плетей, живот и лоно, как у женщин. Лишь ноги, обтянутые белой кожей, увенчивались маленькими серебристыми копытцами. Кроме ушей с острым концом, фавнские женщины до колен имели схожее с человеком строение.
Изо рта Атаргаты текла струйка крови, глаза ее были закрыты. Она лишилась чувств от боли. Её пытали на дыбе.
Усилием воли Ишмерай заставила себя не глядеть на Александра, но впилась непоколебимым взглядом в судью, ибо Хладвиг, сидевший неподалеку, наблюдал за ней и безумно улыбался, предвкушая развлечение, которого он так страстно и так долго ждал.
Судья начал с самых распространенных вопросов, бытующих на всех процессах Аннаба: как ее имя, сколько ей лет, осведомлена ли она о том, за что ее привлекли к суду, осведомлена ли она о том, что ждет ее в случае лжи. Ишмерай спокойно отвечала на все вопросы твердым голосом.
Она обвинялась в совершении различных злодеяний, самых распространенных и самых абсурдных, которые Ишмерай только слышала. Виной ее было служение дьяволу, участие в шабаше, а также соблазнение мужчин и дружба со слугами дьявола, а самое серьезное из всех обвинений — незаконное освобождение из тюрьмы нескольких подсудимых, приговоренных к сожжению прошлым летом. Ишмерай твердо отрицала свою вину, однако не ожидала, что Хладвиг подозревал ее в том, что она выпустила на свободу осужденных.
— Помогала ли вам эта подсудимая? — судья указал на измученную, истерзанную Атаргату.
— Нет, ваша честь, — ответила Ишмерай. — Впервые я увидела ее, когда меня привезли в тюрьму.
Первым свидетелем ее преступления вызвали Хладвига Хёльсгрубе. Тотчас Хладвиг принялся обличать ее во лжи, в колдовстве, в отречении от Бога Отца, Сына и Святого Духа, от Пресвятой Богородицы, от всех святых и ангелов, а особенно от своего ангела-хранителя.
— Когда вы увидели подсудимую впервые? — осведомился судья.
— В апреле два года назад.
— Но подсудимая утверждает, что живет в Аннабе с лета.
— Разумеется, — Хладвиг страшно улыбнулся. — Я поймал ее и ее сестру близ Чертового города, когда они пытались укрыть таких, как она, — он небрежно указал на Атаргату.
— Это правда? — осведомился судья у Ишмерай.
«Отрекись от меня… — услышала девушка голос Атаргаты. — Отрекись…»
«Прости меня, Атаргата…»
— Это ложь, — твердо ответила Ишмерай, скрепя сердце, не моргнув глазом.
— У вас есть сестра, подсудимая?
— У меня есть сестра. Но она никогда не была в Аннабе или в городе, упомянутом вами.
— Но если вы схватили ее близ Чертового города, как удалось ей сбежать?
— То мне неведомо. Она была перепоручена другому отряду, который возглавлял Маркус Шульц, исчезнувший полтора год назад.
— Но почему вы тотчас не разоблачили подсудимую?
— Я не располагал ни свидетелями, ни доказательствами.
— Ныне вы предоставили нам их. Поведайте же о них. Что это?
Судья показал собравшимся туго связанную золотистой лентой пачку писем. Приглядевшись, Ишмерай с трудом устояла на ногах. То были письма и записки, которые Александр писал ей на протяжении стольких месяцев, которые Ишмерай перечитывала в минуты тоски или радости. Ишмерай дорожила ими, так часто прижимала к сердцу и губам. То были письма, от начала и до конца написанные Александром шифром ее отца, написанные ей, раскрывающие ей его душу.
Девушка украдкой поглядела на Александра. Он прижимал свой побелевший кулак к губам и напряженно глядел на письма.
Ишмерай ни на мгновение не опустила головы, не шелохнулась, ни вскрикнула. Ей предстояло отречься не только от Атаргаты, но и от этих драгоценных для нее писем.
— Это письма, которая подсудимая по рассеянности оставила в библиотеке, а мирра Вайнхольд любезно предоставила мне их.
«Ложь! — гнев сдавил горло Ишмерай. — Я никогда не раскидывалась ими! Марта нашла их не в библиотеке, она просто рылась в моих вещах!»
— Мирра Вайнхольд, — обратился к Марте судья. — Прошу вас, подойдите.
Спина Марты Вайнхольд была пряма, однако ноги ее тряслись. Она неуверенно подошла ближе к судье, нервно теребя свой платок и горько возводя глаза к своду зала. Марта горько посмотрела на Ишмерай, наткнулась на ее презрительный тяжелый взгляд, и вновь поглядела на судью.
— Миррина Камош учительствовала для вашей дочери Мэйды. Это правда?
— Правда, Ваша честь.
— Сколько учительствовала?
— Полтора года.
— Замечали ли вы что-нибудь странное в поведении миррины Камош?
— Нет, ваша честь… — дрожащим голосом ответила она.
— Однако дер Хёльсгрубе передал мне иные сведения. Согласно вашим ранним показаниям, миррина Камош часто вылетала в окно на метле, чтобы принять участие в шабаше.
Ишмерай сглотнула. В этих землях подобное обвинение было слишком серьезным, чтобы просто так счесть слова вздором.
«Марта неужто все это только твоя ревность?» — горько подумала Ишмерай.
— Так видели ли вы, что вылетала она в окно верхом на метле? — осведомился судья после продолжительного молчания Марты.
— Да, — наконец, ответила та. — Вылетала.
В зале послышался ропот, Александр едва не выкрикнул что-то, но вовремя остановился, Бернхард был бледен, но Ишмерай не винила ее. Марта Вайнхольд оклеветала ее ради своей семьи. Защита подозреваемых выходила боком защитникам. Нередко
