столы, с которых один за другим поднимались сытые воины. Появилась дилемма: выполнить свой долг перед ослом и остаться голодной, или все–таки поесть, но окончательно опозорить себя как хозяина несчастной животины.
Гевр поймал мой жалобный взгляд и еще крепче стиснул пальцы.
– Он с утра ревет, слышишь?
Где–то у реки отчаянно закричал мой ослик. Некрасиво, с надрывом.
И тут меня осенило.
– А если я заплачу за труды? Какая разница, за сколькими скакунами ухаживать, все равно день–деньской торчишь в конюшне?
Мой оппонент скривился.
– Что дашь?
Я мысленно прикинула, насколько широко улыбалась кухарка в «Хромой утке».
– Серебрушку.
– В день? – глаза конюха загорелись.
– В месяц, – поторопилась уточнить я.
– Нет, не годится. В неделю. И за две уплатишь вперед.
– За десять дней, но еще будешь чистить и седлать моего осла.
Гевр почесал в затылке.
– Иначе договор отменяется, – пригрозила я.
– Идет, – насмешник протянул руку и широко улыбнулся. – Но смотри, если передумаешь, аванс не верну. Уговор отменить нельзя. Иначе бесчестие.
Я еще не успела осмыслить условия соглашения, как мою руку вовсю трясли. Тут же появились свидетели – друзья конюха.
На протянутую мозолистую ладонь легли две серебрушки, а я мысленно сделала заметку, когда вновь придется платить. Чтобы мошенник не пришел требовать раньше срока.
– Как зовут–то?
– Кого? – я задержала дыхание. Хотя поняла вопрос с первого раза, прикинулась дурочкой. – Меня?
Пока тянула время, быстро просчитывала вероятность провала. Конюх знает кличку животины и проверяет меня, что–то заподозрив, или на самом деле никогда не слышал? Может же такое случиться, что осла мне выдали не в армии, а в монастыре? Чертов Конд.
– Твою скотину.
– А! Зови Зверем. Ему только такая кличка подходит. Характер не сахар, чуть что зубы в ход пускает, – я прикусила язычок. Что мелю, дура? Сейчас ведь потребует доплату за плохой характер осла. Но Гевр кивнул, спрятал деньги в висящий на поясе кошель и направился в обнимку с друзьями к конюшням. Фух! Пронесло… Где там моя каша?
Не успела доесть, как рядом опустилась на скамью одна из прачек. Из тех, что ехала в другой, более счастливой телеге. Тронула пальцами за плечо, привлекая внимание, пару раз вздохнула, не решаясь начать.
– Покаяться хочешь? – предположила я, облизывая ложку. Надо Шаманте вынести благодарность, вкусная получилась каша, хоть и не на молоке.
– А? Что? Нет.
– А чего мнешься, дитя? – я мысленно закатила глаза. Боже, что несу?
– Вы же хронист, да?
– Да.
– Вы при Их Светлости обретаетесь, и вам полагается выглядеть опрятным. Правильно?
Я открыла рот, и прачка решила, что я собираюсь возразить, поэтому затараторила:
– Я дорого не возьму, зато у вас всегда будет чистая одежда и постель. Я в отличие от некоторых прачек, белье кипячу, так что ни клопов, ни вшей.
Я рот захлопнула.
– После моей стирки не стыдно будет находиться рядом с герцогом. Я перекладываю белье веточками лаванды. Вам понравится.
Лаванда безусловно соблазняла, но следует ли доверять нижнее белье чужим рукам? Тем более с таким секретом, как у меня.
– Думаю, я сам вполне справлюсь.
– Как можно! Вы же хронист. Да у вас и времени не найдется на постирушки. Это мы сейчас стоим, а потом дорога, бой, опять дорога. А у герцога нюх такой, что он на расстоянии двух шагов почует запах пота. Сам он каждый день полностью во все свежее одевается, а то и по нескольку раз. Вам же будет неловко. А я и заштопать могу. Всего–то за серебрушку в неделю.
Чистюля? Разве? Я видела хаос в комнате Их Светлости и очень сомнительно, что пренебрегая порядком вокруг себя, сам он благоухает утренней свежестью.
– Ну или за две недели, – видя мое сомнение, скинула цену прачка.
Я закрыла глаза. Кажется, меня разводят.
Выдохнув, обернулась на застывшую с половником Шаманту. Кухарка удрученно покачивала головой.
– Я подумаю, – буркнула я, выбираясь из–за стола.
– Только, святой брат, думайте скорее, прачек нынче мало, на всех не хватит. Сами знаете, что случилось на мосту. Опять–таки, помните о нашем герцоге. Вам же не по себе будет, когда он сморщит нос.
– У меня на лице написано, что я простофиля? – я подошла к Шаманте. Прачка отстала, но не теряла надежды. Застыла поодаль и зорко следила за мной. На горизонте нарисовались еще две. Конкурентки. Перешептывались и зло поглядывали на ту, что успела замолвить за себя слово первой.
Шаманта громко стукнула половником о котел. Прачки, поймав ее грозный взгляд, попятились и растворились в толпе.
– Да уж. После того, как ты отвалил в «Хромой утке» серебрушку, тут чуть ли ни каждому захотелось заглянуть в твой кошелек.
– И конюху?
– Ему первому. Это он разболтал, что ты у нас дурачок.
– Боже. Я просто не знаю жизни.
– Да за серебрушку ты мог столоваться в «Хромой утке» месяц.
Я моментально осознала, насколько сильно переплатила конюху.
– Так вот почему Гевр настаивал, что договор нельзя разорвать.
– А с ним–то какой уговор?
– Чтобы за моим ослом ухаживал.
Шаманта всплеснула руками.
– Тебе разве не объяснили, что ты на полном обеспечении армии? Здесь не надо платить ни за постой, ни за еду, ни за уход. Все мы не только служим герцогу и его армии, но еще и получаем за это деньги. Я две серебрушки, Волюшка одну и пять медяков. Твой Гевр восемь медяков, потому как ученик.
– Я лохушка.
– Лохушка – это что?
– Это мое имя.
Я злилась на себя. Нет, мне не было жалко денег, поскольку я просто не представляла, каким богатством владею. Мне было жаль окончательно потерянного имени. Мало того, что Конд превратил монаха Дона в тряпку, так еще я добавила токсичных красок.
– Деньги – дело наживное. Не расстраивайся, – Шаманта поняла, что мне остро требуется утешение.
