шаги в коридоре, звуки музыки и разговоры. В такие моменты особенно сложно было бороться с любопытством, когда за её дверью кипела жизнь. Кто-то веселился, разговаривал, шутил, смеялся. Там, по ту сторону стены, были танцы, песни, беседы, взрывы хохота, стихавшие на рассвете и сменявшиеся дневной тишиной, загадочной, поглощавшей все звуки, вопросы, а вместе с ними и ответы, надёжно хранившая тайны прошедших и грядущих ночей. А Аннабелль стала служительницей этой тишины. Вскоре ей стало казаться, что она забывает звук собственного голоса.
Однако молчание изобиловало множеством незаметных звуков, которые обыкновенно не слышны или не привлекают внимания: звуки собственных шагов, шелест занавесок на ветру, скрип книжных шкафов, напоминающий шум гнущихся стволов векового леса, шёпот ветра за окном, хлопанье крыльев птицы, усевшейся на подоконник по ту сторону стекла. Вместе они звучали так умиротворяющее, что звук чьей-то речи казался громоздким, пронзительным, слишком шумным, ненужным. И всё же молчание утомляло. Аннабелль читала вслух, говорила с картинами на стенах, со статуэтками, при этом чувствуя себя ужасно глупо. От безысходности она стала посещать музыкальный салон. В прежние времена она крайне не любила исполнять что-либо, романсы вызывали у неё отвращение, а юные леди, которые могли музицировать часами напролёт — жалость. Но теперь она сама села за фортепиано и провела пальцами по клавишам, представляя довольные лица людей, которые прилагали немало сил, чтобы только загнать её за этот инструмент зла. Лица тех людей, которых сейчас, наверное, уже нет. И вот, она сама стала одной из тех, кто пропадает за инструментом часами, поёт до хрипоты, разговаривая с кем-то, кто вряд ли сможет услышать. В библиотеке она нашла ноты и осваивала новые романсы. С презрением к самой себе она пыталась написать свои, но они получались либо слишком мрачными, либо слишком похожими на уже существующие, либо не получались вовсе.
Изредка хозяин замка, вызывавший у Аннабелль больше любопытства, чем библиотека, романсы и картины вместе взятые, составлял своей гостье компанию. Девушка заметила за ним ужасную привычку ходить крайне тихо и, как следствие, неожиданно появляться. Аннабелль не всегда могла заметить следовавшую за ней чёрную тень и ужасно, до крика пугалась, когда мужчина выскакивал у неё из-за спины с громким: «Доброго дня, belle». В ответ на её испуг и просьбу больше так не делать Клод лишь смеялся. Пусть этот смех и раздражал Анну, почти как прямой отказ в её просьбе, она была вполне довольна, чувствуя, что постепенно начинает приближаться к хозяину замка или завоёвывать его внимание. Их всё учащавшиеся встречи, пусть даже заканчивавшиеся её испугом, Аннабелль воспринимала как свои маленькие победы.
Девушка всё искала повода отомстить хозяину замка за испуг. Однажды провела несколько часов в засаде, ожидая, когда Клод пройдёт мимо, чтобы напугать его, но хозяин замка в тот день даже не вздумал появиться. Тогда Анна решила, презрев приличия, разведать, где находятся его покои. Она обошла весь замок несколько раз, но не нашла ни единого помещения, которое бы выдало, что является обитаемым. Клод крайне умело прятался в собственном замке, не оставлял следов или подсказок, по которым его можно было найти, сам появлялся, когда считал это необходимым, разговаривал с Аннабелль и вновь исчезал так, что девушка даже не замечала этого. Он всё чаще предоставлял её самой себе, не появляясь даже за ужином, что несколько задевало Анну, как будто нарушение негласного правила. «Конечно, это его замок и Клод устанавливает порядки», — убеждала она саму себя и, вопреки её бесновавшейся гордости, оставалась ждать своего единственного собеседника. Смириться с этим было крайне тяжело, она никак не могла отделаться от чувства, что стала чем-то вроде игрушки, о которой вспоминают, когда угодно или когда совесть замучит, а потом оставляют на неизвестно долгое время.
Клод мог не показываться рядом с ней днями, иногда она видела его чёрный силуэт в коридорах, но он, заметив её, мог с одинаковой вероятностью исчезнуть или остаться для беседы с девушкой. Они обсуждали книги и музыку, спорили, шутили, искренне наслаждаясь общением. В такие моменты хозяин замка являлся девушке в новом свете, он был образован, часто подкреплял свои слова мнениями классиков или же спорил с философами, книги которых случайно оказывались в руках Аннабелль. Девушка увлечённо наблюдала за ним, если ей представлялась такая возможность, точно перед её глазами открывалась какая-то картина. Медленно, осторожно перед ней всплывали отдельные фрагменты, которые она всё пыталась сопоставить вместе, получить единое целое, но получала лишь разрозненные, перемешанные кусочки мозаики.
— Где Вы так часто пропадаете? — спрашивала она. Он никогда не отвечал одинаково. То он был в лесу, то «под звёздами», то просто прятался от дней, то убегал от неизвестного никому зверя.
— Я заставляю тебя беспокоиться? — спрашивал он спокойно, как будто это был дежурный вопрос, вроде: «как Вам сегодняшняя погода?». И всё же тон этот был странен, что-то менялось в голосе хозяина замка, он становился тише, медленнее, спокойнее. Клод словно взвешивал каждое слово, хотя ещё секунду назад он яростно сыпал фразами, оспаривая Платона.
— Нет, — быстро отвечала Аннабелль, чувствуя глубоко в сознании укол: «ты не должна так говорить». И улыбалась.
— Хорошо, — только и отвечал хозяин замка.
Они редко задавали друг другу личные вопросы. Не знали, кто где родился, смутно догадывались о возрасте и вкусах друг друга, но не стремились сократить эту разделявшую их пропасть. Аннабелль — из любопытства, а Клод — из осторожности. Словно им было достаточно наблюдать друг за другом издалека, избегая опасного сближения, когда узнаёшь друг о друге достаточно, чтобы думать, что знаешь всё, и привязаться к чужой душе непростительно крепко. Аннабелль не задумывалась над этим, её поступки были продиктованы любопытством, за время одиночества сделавшимся главным из всех её чувств. Ей было интересно узнать, что же представляет из себя удивительный (и странный) хозяин замка, так яростно не желавший рассказывать о себе.
Анна пыталась общаться со слугами. Она последовала совету Клода и стала внимательней вглядываться в углы комнат и в пустующие коридоры. Заметить слуг можно было только по тому, как воздух вокруг них едва заметно дрожал, словно вокруг маленького костра. Слуги избегали её, бесшумно проходили мимо, даже когда Аннабелль говорила им в лицо: «я тебя вижу», пыталась догнать или сразу же заговаривала с ними. Ответов не было. Она предлагала писать записки, даже нашла грифельную доску и предлагала отвечать с её помощью, но беседа не заходила дальше ответа на вопрос: «как тебя зовут?». Замок точно насмехался над девушкой, надёжно храня
