свои тайны, маня её ими, но не давая приблизиться ни на шаг.
До тех пор, пока однажды она не нашла под своей дверью записку.
«Спаси его!»
Крупный почерк, скруглённые буквы, трижды подчёркнутые слова, а до этого — несколько плотно заштрихованных строк — адресант долго не мог подобрать нужных слов. Аннабелль застыла на несколько секунд, нервно сжимая записку в руках, ожидая увидеть что-то ещё, прочесть зачёркнутые слова, подстёгивавшие любопытство волнением, но нет. Её оставили один на один лишь с коротким: «спаси его» и роем догадок. Кого? От чего? Как? Анна не знала, но подозревала худшее, или то, что могло оказаться худшим.
«Клод!» — громко позвала она. Ответа не последовало. Да и с чего бы ему прозвучать? Он появился по её зову лишь однажды, а с тех пор она его больше не звала. Он говорил, что часто бывает вне замка, а чем больше побед одерживала весна, тем чаще Аннабелль видела хозяина вне стен своей обители. И всё же она пробежала по этажу, громко повторяя его имя. Клода не было ни в библиотеке, ни в одном из кабинетов, ни в одной из комнат, где Анна привыкла пересекаться с ним. Чем дольше она искала его, тем больше росло в ней беспокойство. А может, и правда что-то случилось? Из раза в раз она задавала себе этот вопрос, открывая дверь очередной комнаты, оказывавшейся пустой. Скорее всего, хозяина не было в замке. «Или он спит», — успокаивала себя Аннабелль, злясь, непонятно отчего. Почему ей раньше не пришло в голову оговорить порядок действий, если что-то случается в отсутствие Клода? Или где его искать, когда он нужен? Но что толку злиться теперь, когда время упущено? Сейчас ей оставалось только забыть о здравом смысле, вооружиться надеждой и броситься на поиски. В душе́ она пожалела Эмиля, потратившего не один день на её поиски. Теперь она прекрасно понимала его состояние. Искали ли они с Марион её опять? Не вышло ли происшествие в кабаке им боком? Промелькнувшее вспышкой воспоминание добавило беспокойства.
Она обходила этаж уже в третий раз, лелея призрачную надежду, что вот-вот Клод чудесным образом материализуется из воздуха, выскочит у неё из-за спины, как он обычно это делает, заставляя давиться воплем ужаса, и будет смеяться, как подросток, всё не устающий от одной и той же шутки. Но при этом девушка чувствовала, что эта надежда беспочвенна, и чем возиться с ней, лучше было бы приступить к серьёзным поискам, но она просто не знала, что делать. Это чувство потерянности мешало принять какое-либо решение и Аннабелль делала то меньшее, на что была способна: шла по коридору, обнадёженно глядя в окно. Она была почти уверена, что стоит ей отвернуться — и Клод появится на аллее, ведущей к замку. Но его всё не было. И тут на очередном окне она увидела надпись. Белый развод неожиданно приобрёл очертания, превратился в буквы. Это была очередная надпись, словно нарочно оставленная для девушки.
Крупные, размашистые буквы были едва различимы. Аннабелль провела пальцем по стеклу — неизвестный писал мылом. Он много раз стирал надпись и оставлял новую поверх вытертых слов, фрагменты которых оставались на стекле. Там было и приветствие, и кусочек надписи «добрый день», была даже попытка поинтересоваться здоровьем адресата, но и она была стёрта. Вместо этого было только: «Он в лесу».
Анна нехотя взглянула на тёмную стену леса, высившуюся прямо за воротами замка и простиравшуюся до самого горизонта. Появилось ужасное желание не идти туда. Скорее всего, всё это — шутка. Ведь жил же Клод как-то здесь без Аннабелль и никто не отправлялся в лес спасать его, когда он пропадал в нём дни и ночи напролёт. Зачем же поднимать из-за этого такую тревогу теперь? Нелогично. Совершенно нелогично! Да и кому придёт в голову отправлять на поиски Клода девушку, которая не выходила за пределы дворцового парка?
Именно так думала Аннабелль и шла по главной аллее. Без каких-либо идей, тем более, без плана и с пустыми руками, она чувствовала себя ужасно глупо, но не знала, как это исправить У неё не было ничего, что могло бы помочь ей найти Клода кроме мужества, которое требовало, чтобы она бродила по лесу до тех пор, пока так или иначе она не найдёт хозяина замка. Или пока он не найдёт её. Стоило ей оказаться под потолком из ветвей, как ей вспомнились плотоядные растения, злобные дети-маги, ведьма, потребовавшая её голову. Анна стала медленно переступать на месте и незаметно двигаться назад. «Стоять!» — потребовало мужество. Девушка нахмурилась и замотала головой, совершенно не желая ввязываться в очередную историю. С одной стороны, это было то самое приключение, но тот факт, что кроме азарта оно включало в себя опасность для жизни, быстро отбивал желание участвовать в нём. Однако откуда-то появилась ещё одна мысль: если с Клодом что-то случится, то Анна, скорее всего, навсегда останется пленницей этого места. Девушка быстро успокоилась и, обречённо оглянувшись на замок, пошла по тропинке, взрытой следами копыт.
Зиме можно было начать подумывать об окончательной капитуляции. Близился май, белый покров исчез, лишь в тени деревьев, в глубоких ямах между корнями и в оврагах лежали остатки снега, словно обрывки савана, перепачканные, полупрозрачные, готовые вот-вот исчезнуть. Земля успела высохнуть и теперь с нетерпением ждала дождей и гроз. Лес перестал казаться мрачным и чёрным, теперь он приобрёл буроватый оттенок, и то тут, то там попадались золотые пятна солнечного света, расплывавшиеся по коре деревьев. Сухие деревья весело шумели, треща ветками, точно напевая, на некоторых виднелись первые листья. Весна в этом году была поздней, но её неизменное очарование и яркий наряд, весёлый смех, в котором сливались щебет вернувшихся с зимовки птиц, бежавших по земле ручьёв талой воды, шелест молодых листьев давали достаточно вескую причину простить её опоздание. Это давало надежду, что она останется подольше. Скоро должны были появиться первые цветы, розовыми облаками будут стоять яблони и вишни, а луга превратятся в лоскутные одеяла земли. Весне неважно, что было до неё: чёрно-белая зима, мрачная бурая осень, удушливое лето, кровавая бойня, застланное дымом небо, подкрашенное оранжевыми сполохами огня. Ей всё равно, она лишь улыбнётся стирающей все ненастья улыбкой и украсит весь мир, предавая его ужасы забвению и облегчая боль утрат того, что исчезло вместе с талым снегом. Уже сейчас дышать становилось легче, воздух больше не резал горло, вырывая из