— Собаки могут умереть от обжорства.
Карин вырвалась вперед и обошла меня на повороте. Правда, когда этот небольшой коридор вывел сразу к трем дверям, остановилась.
Я без всяких сомнений толкнула створки средней двери и ахнула: пес лежал на столе, а в его благодарно открытую пасть складывались маленькие, на два укуса, пирожки. Кроме пса, на столе больше ничего не было.
— Деми, — выдохнула я, — Деми, собак нельзя так кормить.
— Но он голодный, мамочка. — Ребенок поднял на меня несчастные глаза. — Посмотри на маму, Tшeppик!
«Тшеррик» повернул ко мне свою грязнющую довольную морду и сыто вздохнул. Потом чуть потянулся и одним движением неправдоподобно длинного языка слизнул пирожки себе в пасть. После чего вновь потянулся, поднялся на ноги, осмотрел стол — пусто, грустно вздохнул и спрыгнул на пол. А через мгновение исчез в сиянии телепорта.
— Я так понимаю, что медленная и мучительная смерть ему не грозит, — хмыкнула Карин. — Идем, Демельза. Доставили наши вещи, мы должны помочь маме разложить их.
Вопрос с обедом остался непроясненным. Но, в принципе, что-либо предлагать было уже бессмысленно: пустые тарелки, блюда и блюдца.
А позже, глядя, как дочь старательно развешивает вещи — не так, как нужно, ну да и ладно, потом переделаю, — я воспользовалась методом Гела и спросила прямо:
— Перед тем как все завертелось, мы перешли на неформальный стиль общения, а сегодня ты говоришь со мной как раньше. Хотя я обратилась к тебе по-простому.
Карин отвела взгляд и тихо сказала:
— Я думала, ты винишь меня в произошедшем.
— Тебя?!
— Я ушла готовить и вовремя не заметила врага. Мы с Деми могли уйти через крышу. Я думала об этом, если честно.
Покачав головой, я коснулась ее рукава и четко, внушительно произнесла:
— Твоей вины в случившемся нет. Виноват только мой глупый и жестокий бывший муж.
Карин, изрядно повеселевшая, кивнула и пошла помогать Деми. А я взялась за свои вещи и уже не мысленно, а вполне реально, руками, принялась их раскладывать. И… Хм, по моему, на этой сорочке было кружево. Или нет? Могли ли хозяйка дома отпороть его?
«Глупости. Кружево было уже серым от стирок. Им и последняя нищенка себя не украсила бы», — осадила я себя.
— Карин, сегодня меня будет мучить откат от заклятья, — тихо сказала я, когда мы закончили. — Пожалуйста, не пускай ко мне Деми, ладно? Не знаю, как это будет, так что… На всякий случай.
— Хорошо. В замке есть общая библиотека? Все это время нам с Демельзой страшно не хватало сказок.
А мне вдруг вспомнились прежние книжки дочери. Изготовленные на заказ, в единственном варианте. Плотные, богато иллюстрированные… И неподъемные, она не могла их сдвинуть и всегда звала меня, чтобы читать.
«В пропасть такую бессмысленную и бесполезную роскошь», — решила я. А вслух сказала совершенно иное:
— Даже не представляю. Должна быть, наверное.
— Ладно, сегодня обойдусь тем, что помню, — решительно произнесла она и добавила: — А ты выкупайся, оденься в чистое и приличное, а после ложись в постель. У тебя под глазами тени пролегли.
— А почему чистое и приличное? — немного развеселилась я.
— Чтобы потом не было стыдно перед целителем, вдруг его придется вызвать, — прагматично ответила Карин и позвала Деми: — Идем, маме надо отдохнуть!
Когда они вышли, из меня будто вытащили стержень, который позволял держаться все это время. Я без сил опустилась в изящное креслице и в очередной раз обвела взглядом комнату. И только в этот момент, момент полного бессилия, мне удалось понять, почему мне здесь тяжело. Имперский стиль. Не тот тяжелый, пафосный, багрово-золотой, созданный для дворцов и замков. А его младший брат — тот, что был привычен мне в прошлом.
Лакированное дерево, где нет-нет да и проскакивает золотая искра, толстый ковер под ногами, лампы со стеклянными абажурами, тяжелые портьеры. Я еще не была в кабинете, но готова поспорить, что могу представить его. Тускло-зеленый ковер, красно-коричневое лакированное дерево, лампы с зелеными абажурами и потолок — потолок с имитацией лепнины. И позолоченные фигурки танцовщиц, чьи летящие платья отделаны белой глазурью.
Представив себе этот тошнотворно-знакомый кабинет, я почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
— Хватит, — резко произнесла я. — Хватит.
Выхватив первое попавшееся белье и ночное платье, я отправилась в купальню, что примыкала к спальне.
Белый мрамор, бронзовые краны и массивная ванна на кривых, но резных ножках. На полках стоят нераспечатанные флаконы со всякими приятностями, ниже — несколько стопок полотенец и противно-розовый шелковый халат.
Халат был немедленно брошен на пол. Из запечатанных флаконов я взяла лишь два: мыло и шампунь. Остальное я завтра же докуплю. Одно дело — жить в комнатах, отделкой которых руководила другая женщина, и совсем другое — пользоваться ее косметикой! Пусть и запечатанной.
Запах был неприятным. Нет, серьезно. Качество что мыла, что шампуня было невероятным, но мне было не по себе от настолько сладкого аромата. Открытые флаконы были поставлены на место, а я, завернувшись в полотенце, бросилась назад в спальню. У меня еще оставалось сваренное мной мыло, которое я использовала и для волос. Легкий мятно-травяной запах с едва уловимым оттенком земляники. Последнюю, правда, никто, кроме меня, не чуял.
Склянка нашлась, и я вернулась в ванную комнату.
Пока промывала волосы, а после просушивала каждую прядку, откат как будто ушел. Накатила только зверская усталость и желание поскорее забраться в постель. Кое-как заплетя еще влажные волосы в косу, я добралась до кровати и спряталась под одеялом.
Сон не шел. Где-то хлопнула створка двери, и мне вдруг почудилось, что это кто-то крадется за Деми! Дернувшись было бежать к дочери, я резко поняла, что это всего лишь створка моего же окна. И вообще, кто полезет в замок Хранителя Закона?! Кирвалис ушел, оставив Майруса отдуваться в одиночестве.
Откинувшись на подушки, я уставилась в потолок слепым взглядом. Сейчас просто слишком светло, чтобы уснуть.
Прикрыв глаза, я погрузилась в странное полусонное состояние. В голове, причудливо переплетаясь между собой, мелькали короткие моменты из прошлого и настоящего. Наблюдая эту неправдоподобную картину, я все больше и больше погружалась в отчаяние. Мне вновь чудился плач дочери, испуганной, отрезавшей косы из страха за меня. А после ее же слова, брошенные отцу: «Ненавижу». И сразу за этим вспоминалась музыкальная комната — я играла на клавесине, а Деми играла с котенком на толстом белоснежном ковре. Я так и не сказала ей, что на самом деле с ним произошло… Ни к чему ей знать такие подробности. Пусть думает, что он прижился на молочной ферме.
И вновь, и вновь перед моим мысленным взором проносились картины прошлого, после чего мне стало жутко. А что, если ничего этого не было? Что, если я сейчас очнусь, как тогда, той, первой зимой? Было слишком холодно, всю свою силу я потратила на прогрев комнаты Деми, а после побежала за хлебом, простыла, и три дня выпало у меня из памяти. Как моя девочка справилась с этим — не представляю. Так что, если и сейчас так случилось? Я точно помню, что крыша подтекала, может… Может, все то хорошее, что свалилось на нас, лишь моя фантазия? А на самом деле я умираю от горячки и Деми останется одна?!
Всхлипнув, я резко села. Распахнула глаза и закричала от ужаса: вокруг было темно, в окно лился лунный свет, который подчеркивал контур мужской фигуры!
— Это всего лишь я, — произнес неизвестный голосом Гела.
— Я не верю, — едва шевеля губами, произнесла я. — Все бред. Все это лишь плод моей фантазии.
Гел подошел ближе, протянул руку и перехватил мою ладонь. Развернув ее тыльной стороной вверх, он наколдовал лед и сжал на нем наши пальцы.
— Чувствуй, чувствуй холод, он поможет, — прошептал он.
Впившись взглядом в тонкий лунный серп, я ощущала, как тает лед. Как бегут тонкие струйки по коже и как они впитываются в тонкое покрывало: мне все же не хватило сил укрыться одеялом.
