— Это все? Я могу закончить сборы? Или еще проктологический осмотр намечается? Вдруг у насильника были нестандартные вкусы? И мне нездоровится поэтому.
— Ваши желчные комментарии неуместны, — холодно осадил капитан. — Вы, кажется, так и не поняли серьезности ситуации. Ваше участие в переговорах теперь под вопросом. Об этом побеспокоятся ваши коллеги. Для нас же это угроза срыва переговоров в целом. Ваша беспечность и глупость будут нам очень дорого стоить!
— Моя глупость?.. Она состоит в том, что я пропустила прием пищи, потому что у меня разболелась голова? Ведь я же не кричала, что меня насиловали! И не просила помощи. Вы все истолковали по-своему и приняли самое удобное для мужчины решение — обвинили во всех своих бедах женщину! Знаете почему? Потому что я слабее вас. И коллеги ополчились простив меня, лишив своей поддержки, за то что я напомнила им, что дома их ждут семьи. В тот момент, когда они жадно смотрели на кожаные игрушки, что вы потрудились под них подложить на ночь. Или вы думаете, я не поняла цель этого мероприятия?.. Именно потому, что я правильно поняла их и ваши намерения они и обозлились на меня. Я теперь угроза. Вдруг расскажу всем по приезду домой? Но я угроза и вам. Не для того ли это спектакль, чтобы убрать неугодную обеим сторонам фигуру? Мне одной нечего противопоставить всем вам. Забавно, да? Я человек, вы нет. Но даже в этой ситуации, люди предпочли сплотиться с «не людьми», по половому признаку. Не такие вы и разные. Докладывайте государю. Я более вас не задерживаю.
— Я дам вам все необходимые лекарства, — вступил в беседу доктор, желая прервать этот поток взаимной желчи.
— В этом нет нужды. У меня все необходимое с собой.
— Возможно, наши препараты покажутся вам более прогрессивными? — настаивал Сибасиас. — Они проявили себя с меньшим количеством побочных эффектов, чем те, которыми все еще пользуются люди. Я подберу для вас универсальные в использовании. Человеку они подойдут, не сомневайтесь.
— Думаю, вы догадываетесь, что нам запретили принимать ваши препараты?
— Вы должны понимать, что при большом желании мы могли бы найти способ, не раскрывая себя ввести в вашу кровь любой препарат. С водой или даже через воздух. Какой смысл открыто травить вас?
— Я понимаю. Но протокол есть протокол. Соблюдать обязана.
Неприятное утро. Зато, наконец, стало понятно, почему Танум так часто ходил в штрафниках. Ну и кашу он заварил…
Визитеры ушли, более не проронив ни одного слова. Калина обессилено упала на кровать. Спешить теперь некуда. И главное, где взять столько сил, чтобы противостоять им всем? Еще не известно, что ожидает ее там, внизу, когда она спустится. Да и дозволят ли ей теперь покинуть эту комнату? Или сразу вышлют прочь, за железную стену. С позором, за первую малейшую оплошность. От которой никто не застрахован. Теперь она очень сожалела, что не пошла на завтрак сонной и растрепанной.
На посту за дверью вновь появился солдат. Уже не Рамсинг, но лицо этого не многим приятней. Совсем не располагает к общению. Примерно через час после происшествия в дверь постучали. Калина думала, пришел кто-то из делегатов. Было бы логично узнать, как себя чувствует Проскурина, если они и правда, решили, словно над ней надругались. Но оказалось, это всего лишь вернулась Агата 7983. Проскользнула в комнату и молча села на тот же стул, что и вчера. Смотрит на вазу с конфетами, почти не моргает. Пришлось сладкое убрать…
Терпеть неизвестность было мучительней, чем смотреть в лицо трудностям. Поэтому женщина собралась, как могла наиболее тщательно, чтобы не ударить в грязь лицом хотя бы в этом вопросе, и вышла за двери, приказав Агате сидеть и ждать ее.
— Я желаю видеть вашего государя, солдат.
— У меня не было такого распоряжения.
— А какое у вас было распоряжение?
— Присматривать за вами.
— Значит, покидать покои мне никто не запрещал? Отвечайте? Прямой приказ был? — Солдат набычившись, молчал. — Тогда пойдемте. Будете присматривать за мной в пути. Это ведь не нарушает ваш приказ?..
Солдат привел журналистку к двери на первом этаже дворца, в самой уединенной его части. Впечатляющая дверь, натуральное дерево, большая, двустворчатая, резная, расписана золотом. Невероятно красиво и величественно. Не сложно понять — тут кабинет правителя.
На входе две нерушимые фигуры охраны в пафосных мундирах, многим шикарней, чем обычный наряд Вишнара.
Дверь распахнулась и предъявила внушительное количество помещений расположенное цепочкой друг за другом. Все это принадлежало правителю бессмертных единолично. И, как и предполагала Проскурина, являлось его рабочими комнатами — для встреч, торжественных и не очень приемов гостей. Штук пять комнат для отдыха, три библиотеки и несколько разных кабинетов. То, что кабинетов именно несколько выяснилось из диалога охранников, которые стояли на каждой двери в этом муравейнике. Целый отряд, если собрать вместе.
— В каком кабинете государь?
— Переместился в левое крыло.
Калина с интересом слушала, мысленно подготавливаясь к предстоящей беседе. От своего провожатого, точнее — конвоира, она уже узнала в паре фраз, что члены делегации проложили знакомство с миром бессмертных, без нее.
Наконец, журналистку привели к нужной двери. По правде говоря, женщина немного устала скитаться. Хотя в дороге ей было что посмотреть. Мебель кругом разная, но чаще резная деревянная, потолки бесконечно высокие, такие же огромные двери, невероятные люстры и паркет. Стиль помещений меняется, как и цвет, и отделка. Правда, преобладают преимущественно светлые, медовые или слепяще-белые тона.
Калина откинула волосы на спину и поправила свое белое платье. В меру строгое, оно выглядело элегантно и очень освежало. В нем она выглядела намного моложе и потому любила этот наряд. Платье не имело ни разреза, ни выреза, ни стягивало критично, но при этом ненавязчиво подчеркивало все лучшее, что было в фигуре журналистки. Но Проскурина выбрала его не поэтому. Ей почему-то показалось, что государю вампиров нравится белый цвет.
Дверь распахнулась, и Калина увидела правителя этого мира. За огромным стеклянным столом на фоне бесконечных и таких же прозрачных как стол книжных полок, сидит Вишнар. Без мундира, в простой белой рубашке. В руке ручка, но нет перед ним бумаги, пишет прямо по стеклянной поверхности стола. Текст отпечатывается на поверхности, но примечательно, что государь перелистывает написанное, словно это книга. Электронные имитации листов бумаги по всему столу. Но вот он положил ручку, провел ладонью по поверхности и все бесследно исчезло. Теперь стол это просто стол…
