Встречает журналистку только глазами. Лицо сосредоточенное. И нет привычной радушной улыбки. Черты обострились, теперь они хищно-резкие, типичный бессмертный. Внешне все вампиры в чем-то похожи, их легко узнать и по форме слегка выпирающих скул, виной чему мощные клыки и, безусловно, характерному цвету глаз — прозрачный янтарь.
У государя в лице нет ожидаемого гнева. Он просто занят. Нажал что-то пальцем, из недр прозрачного стола вырос бокал. Взял в руку, пригубил. Смотрит на Проскурину. Щурит глаза, анализирует.
Они безмолвно изучали друг друга какое-то время, пока охрана не исчезла за дверью по приказу государя.
— Я впала в немилость? — прямо спросила журналистка, когда остались одни.
— Вы обо мне?
— Я ведь здесь. Значит, именно ваша немилость меня волнует, Вишнар.
— Тогда вы напрасно тревожитесь.
И снова тишина, и он по-прежнему сдержан, глаза непроницаемы. Смотрит и думает. И это выводит журналистку из равновесия, вынуждает волноваться и мучиться догадками. Он понимает ее состояние, по глазам видно. Ни это ли вынуждает его так себя вести? Калина анализирует мужчину, что сидит перед ней и усилием воли берет себя в руки.
— Не представляю, почему Танум подумал, что меня кто-то обидел… — начала она.
— Если бы он думал…
— Знай я что так обернется… Потерпела недомогание молча.
— Зачем терпеть если есть доктор? Дали бы знать…
— Я не предала этому значения. Думала через час-другой все пройдет, к окончанию завтрака буду в строю. Вы сердитесь?
— Как я могу?.. Этот глупый мальчик опять создал проблемы. И пострадали, прежде всего, вы. Насколько я знаю, вас пришлось подвергнуть… Я приношу свои извинения за все, в том числе грубые методы капитана. Я уже в курсе деталей и сожалею… Мой глава службы безопасности слишком усердно служит. И тоже перегибает палку. Я наказал обоих виновников.
— А вы, Вишнар, разве не пострадали? Простите, мне очень жаль, что на ваше имя легла подобная тень. Странно, что до сих пор никто из членов делегации не пришел узнать как я. Но при встрече я заверю всех, что…
— Обвинения никто не выдвигал. Тень легла, но она была непроизвольной. А я, как и вы не боюсь теней. Вам не за что просить прощения.
— Есть. Увы, это всецело моя вина, — склонив голову, решительно созналась Калина. — Не Танума. И судить нужно меня, а не его.
— О чем вы?
— Танум не виноват. Он лишь домыслил неверно. Я проспала, и мне пришлось солгать, чтобы выйти из неловкой ситуации. Хотя, мне и, правда, было плохо. — Калина не кривила душей. Она сказала, точнее, всецело приняла вину на себя, без лишнего раскаяния в голосе, с достоинством и стойкостью настоящего бойца. Прямо, без женских уверток. Ей уже нечего терять. А вот про Танума так не скажешь.
Вишнар долго смотрел на гостью и молчал. Не было понятно насколько он порицает ее. Но в итоге государь поднялся и подошел, взял ее руку и поцеловал ладонь. Никакой нежности, ухаживаний, подтекстов. Дань уважения. Он оценил ее честности и попытку спасти солдата чужого государства. Если она, верно, поняла его жест.
— Вы благородны, Калина.
— Нет. Лишь честна.
— Тогда, благодарю вас за правду. Постараюсь, чтобы ее последствия не вышли вам боком. Но думаю, вы понимаете, что ваши коллеги вас за это не пощадят. Может быть проще представить все как оно выглядит сейчас — провинностью юного нерадивого солдата?
— Нет. Это моя вина. Я не хочу, чтобы глупый, но милый мальчик пострадал…
— Я об этом не забуду, Калина, — перебил он.
— Я призналась не поэтому. Несправедливо обвинять во всем этого наивного юношу. Ему ведь придется не сладко?
— Да, ему уже пришлось не сладко. Теперь его лишат мундира и чина, и уволят из полка.
— Это можно отменить?
— Нет. Увы, нет. Это решение его прямого командира — преемника. Даже я не в силах изменить его решение. Он довольно строго следит за дисциплиной. А произошедшим этим утром мой сын был крайне возмущен. И все глупец Ваинаританум.
— Но ведь вы правитель? И преемник, прежде всего, ваш сын.
— Калина, он, прежде всего — военный командир. Все сложнее, чем кажется. Проблемы отцов и детей в мире бессмертных такие же, как и у вас. Только длятся более продолжительное время. Бесконечно…
— Мне очень жаль.
— Мне даже больше чем вам… А теперь ступайте к себе, у меня много дел, — и государь, на миг склонившись к руке гостьи, вернулся за свой стол.
В сопровождении нового охранника, женщина шла пустынным первым этажом прочь. Глубоко погруженная в думы о своем непростом положении она и не сразу заметила, что рядом кто-то остановился и кланяется.
Бессмертный так и стоял, склонившись и выжидающе глядя на журналистку. Он прижимал свою правую руку к области сердца в знак почтения до тех пор, пока женщина не осознала, что поклон адресован ей, и кто именно перед ней склонился.
— Арамс?
— Аримас, — мягко исправил он и тепло улыбнулся, осветив выражением своих глаз.
— Прошу извинить, Аримас, не хотела обидеть. Была рада вас видеть, — без особого раскаяния механически ответила Проскурина. Но бессмертный не торопился уходить, кажется, он рассчитывал на полноценный разговор.
— Почему вы не на экскурсии с остальными членами делегации? Их повезли в город, я видел. Не обнаружил вас и стал переживать. Наводил справки, мне сказали — вам нездоровится.
— Меня никто не насиловал! — тут же строго объявила Калина, предполагая какие слухи уже успели обойти дворец.
— Про-шу про-щение?! Не совсем вас… понял, — слегка запнувшись, растеряно ответил вампир.
— Это вы меня простите. Я не то сказала. День не задался, — растерялась гостья.
— По-видимому, — вежливо согласился военный, но уходить по-прежнему не собирался. Пытливо смотрел.
— Меня отстранили, Аримас. Думала вы уже в курсе страшного недоразумения, поэтому сказала, опережая.
Мужчина смотрел во все глаза. Калина видела, тысячи вопросов мелькают в янтарных. Но бессмертный их не озвучил. Возможно из такта. Точнее один все-таки задал:
— С вами, правда, все хорошо?
— Нет причин переживать. Недоразумение.
— Но вас отстраняют? Это, правда? И чем это вам грозит? — волновался он.
— Вероятно, отстранят. Так что в гости к вам я все-таки не попаду. Передайте мои сожаления вашему родителю, — снова из вежливости сказала она. И глубоко задумалась. Странно, но чем дальше, тем больше она непроизвольно демонстрирует своим отношением, что забывает кто они — вампиры. Впрочем, это происходит только пока бессмертные не улыбаются. Но только лишь это происходит, она тут же вспоминает, когда видит мощные выпирающие клыки. Во дворе ее дома часто выгуливают огромного питбультерьера. Так вот у него зубки многим… приятней на вид.
