Каждая улица представляла собой определённый жилой район, в котором жили люди определённых профессий. Например, в Валеде на самой широкой улице жили все мастера и ремесленники, на более узкой, на которой балконы почти соприкасались между собой, жили люди попроще и победнее, которые обычно работали на ремесленников или обеспеченных жителей.
Видимо, Стагиль мало отличалась от типовой застройки, потому что улицу ремесленников мы нашли быстро, свернув наугад от площади. Первый раз мы свернули на торговую улицу, где располагалось большинство лавок, а вот второй раз нам повезло.
Мы медленно шли по улице, читая вывески тёмных витрин, и увидели вдалеке, что в одном из окон горит свет.
— Пойдём туда и спросим, где здесь обитает наша портняжка, — тихо проговорил Лука, утягивая меня дальше по мостовой. Мы пошли ещё тише, чтобы совсем не привлекать к себе внимания. В отличии от улицы с тавернами и гостевыми домами, здесь всегда было по большей части тихо, хоть и попадались иногда ночные одурманеные гуляки или запоздалые путники.
Дверь в мастерскую, где горел свет, была распахнута настежь, и внутри никого не было видно. И, едва мы вошли внутрь, как увидели, что прямо на раскройном столе, недалеко от входа, сложив руки под кудрявой головой, спит женщина.
Мы остановились в дверях, и я машинально позвонила в легкий летний колокольчик, который не снимали обычно до самых холодов. Он оповещал мастера о новых посетителях свои приятным звоном.
Женщина не среагировала. Лука тоже позвонил, и снова никакой реакции. Он медленно приблизился к столу и коснулся руки женщины. От прикосновения её голова её откинулась назад, руки безмолвно повисли вдоль тела и нам открылась свежая рана на шее, из которой ещё понемногу сочилась кровь.
Кровь была везде: на столе, под столом, на женщине. Стало понятно, что она, скорее всего не сопротивлялась, словно горло резали сзади, и она не видела нападавшего. Лицо женщины было безмятежно, будто она прилегла отдохнуть, только в этот раз навсегда.
— Снова мертвец, — вздохнул Лука. — Нам нужен следовательский отряд, который начнёт работу в этом городе. Кто-то заметает следы, только не очень понятны мотивы.
Один из мотивов мне был очень понятен. Происшествие в храме явно хотели скрыть, использовав при этом краску из мастерской портнихи, которую и убили почти сразу, возможно, пока мы изучали храм.
Я задумалась.
Верховная никому особенно не мешала. Её мало кто знал из обычных горожан, как я поняла из рассказов ведьм и самой Верховной.
Странным также было то, что за всё это время, с момента моего исчезновения, Тёмный Бог ни разу не приходил ко мне.
Тем временем, пока я размышляла, рассматривая стол, портниху и обстановку в мастерской, Лука очертил портал, и, кивнув мне с печальной улыбкой, шагнул в него, не закрывая. Его не было несколько минут, и всё это время портал немного искрил и периодически потрескивал, словно намекая, что жизнь продолжается.
Я снова начинала чесаться, и уже понимала, что это первый признак того, что мой Заря хочет таким образом защитить нас с ним. Стараясь дышать равномерно, и не смотреть на тело портнихи, я вышла на улицу.
Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я вернулась, и обнаружила, что из портала выходят люди в неприметной серой одежде, а за ними, самым последним, вышел Лука, который оделся в одежду, согласно своему статусу.
И я тут же почувствовала себя здесь лишней.
Я не следователь, и не спутница этого властного и сильного мужчины. Я просто обычная ведьма, которая попала в какой-то водоворот событий, который затягивал меня всё глубже и глубже, отчего я уже не могла выбраться из всего этого и барахталась, пытаясь не пойти на дно.
В суете, среди работающих людей, я поняла, что никто за мной не наблюдает, и медленно, шаг за шагом вышла из мастерской, и, развернувшись, тихо, стараясь не стучать каблуками туфель, пошла прочь из города.
Я ушла уже достаточно далеко, так, что меня уже не было видно, и оглянулась. Улица, подсвеченная окнами портняжной мастерской, была пуста. Я постояла немного, ожидая, что, может быть, Лука выйдет искать меня.
Но он не вышел.
Я постояла ещё немного, немного подмерзая в ночной прохладе, а потом пошла дальше, отмахиваясь от непрошенных мыслей.
Потихоньку я добралась до окраины города, и уже когда шагнула в траву и ароматы леса, успокоилась.
Не стоит волноваться, Гли. Луке есть о чём беспокоиться, у него целая империя. А ты маленькая и незаметная ведьма, которая долгие годы убегала от этого мужчины, а теперь ждёшь, что он будет с тобой таким же, как много лет назад.
Лес поддерживал меня, я это чувствовала. Ночная прохлада проникала под платье, окутывая лёгким облачком. Туман, что обычно стелился у самой земли, расступался при моём приближении. И всё, всё вокруг дышало любовью ко мне. И трава, и деревья, и сам лес.
Я сама не заметила, как спокойствие и умиротворение накрыли меня с головой, и мне стало отчасти всё равно, что мужчина, в которого я едва начала верить, отстранился от меня вот так просто.
Может быть, я всё это себе придумала? Может, он просто по старой памяти решил обновить свои воспоминания обо мне, и поэтому был со мной все эти дни?
Войдя в свою избушку, я обнаружила на сундуке у самой двери Уголька.
— Пришла, — промурлыкал он. — Полночь близится, ведьмочка моя.
Полночь — это воздаяние Тёмному Богу. А я совсем забыла!
Я быстро собрала травы в котелок, схватила с полочки на кухне свечи, и на ходу раздеваясь до нижней рубашки, выбежала на улицу.
С внутренней стороны, со двора от избушки была отличная полянка, которую я присмотрела ещё в прошлый раз, когда ко мне приходили покупатели зелий. В темноте я видела замечательно, поэтому быстро всё разложила, зажгла свечи, растерла травы в котелке и залила их парой горстей воды. Тут же повесила котелок на импровизированном маленьком костерке и затянула свою ночную песню.
Вообще, у каждой ведьмы была своя, так называемая, песня, которую она пела Тёмному Богу, чтобы воздать ему свои почести. Воздаяние могло быть каждый раз другим, но песня не менялась, как и молитва, чествовала Бога, напоминая себе о его величии и могуществе.
Я повторяла песню раз за разом, но меня окружала тишина — ни ветерка, ни дождинки. Заря внутри тоже молчал, словно я осталась одна.
Прошло, наверное, несколько часов, когда меня, наконец, настигла усталость. Видимо, события минувших дней наконец дали о себе знать, потому что в какой-то момент я вдруг пошатнулась и упала на землю, лицом вверх. И отчего-то это показалось мне самым логичным окончанием воздаяния — я лежала и смотрела на звёзды и ни о чём не думала.
Когда небо уже начало светлеть, я поднялась с земли абсолютно отдохнувшая, напитавшаяся силами природы, и собрав свечи и котелок, отправилась домой досыпать остаток ночи.
И когда я вошла в домик, вернув свечи на место, поставив котелок на лавку у стола, и стягивая на ходу нижнюю рубашку, которую я знатно испачкала травой и землей, мне показалось, будто в доме кто-то есть.
Я отмахнулась от этих ощущений, потому что очень устала, и хотела скорее ополоснуться и лечь спать, поэтому, когда я, уже готовая ко сну ступила в свою спальню, то увидела, что на полу возле моей кровати сидит тот самый, кого я так ждала этой ночью.
Он выглядел очень усталым. Его рогатая голова покоилась на груди, глаза были закрыты, а их груди доносилось тихое легкое дыхание. Одежда была испачкана, немного изодраны штаны снизу, а босые неестественно вытянутые узкие ступни были грязные.
Но он был жив и здоров, определённо.
Я медленно подошла к Тёмному Богу, и коснулась его лица-морды. Он медленно открыл глаза, сфокусировался на мне и улыбнулся.
— Какое счастье, Гли, — охрипшим голосом проговорил он. — Ты жива.
Глава восьмая. Старые тайны.
Я прижалась к Тёмному Богу, и обняла его изо всех сил. Это было совершенно немыслимо — у меня, обычной ведьмы, даже не Верховной, в спальне на полу возле кровати — Бог.
