Я не решилась рассказать Джеку все, боясь, как бы он не счел меня сумасшедшей. Но ведь я видела ее. Там, в этом большом здании, которое называется аэровокзалом.
— А-а, принцесса, — зловеще произнесла она, и ее черные глаза вспыхнули. — Ты оказалась весьма дерзкой и своевольной девчонкой.
Мальволия была совсем не похожа на ту добродушную старуху, какой предстала предо мной в башне. Она помолодела, стала выше ростом и не так горбилась. Но глаза остались прежними, как и голос.
— Твое пробуждение было ложно обставленным, — заявила Мальволия.
— Ложно обставленным?
— Да. — Ведьма отошла, пропуская мужчину с тяжелым чемоданом. — Этот парень — не твоя настоящая любовь. Ты не должна была просыпаться. Но я это исправлю. Я всегда исправляю оплошности. И те, кто мне перечит, всегда пожинают страдания.
Она потянулась ко мне. Ее костлявые пальцы схватили меня за рукав. Я вырвалась и бросилась бежать, стараясь затеряться в толпе Мне это удалось. Я сделала круг и вернулась туда, где крутилась карусель с поклажей.
Наверное, он прав и у меня помрачился рассудок. Мне кажется, что выбор платьев, комната в башне, веретено — все это было не несколько сотен лет назад, а несколько дней назад. Могла ли Мальволия столько прожить? Даже если и могла, неужели она еще помнила, как давным-давно ее не позвали на торжество?
Конечно, все это — плод моего воображения. Долгий полет, жара, многолюдный зал. Воображение сыграло со мной дурную шутку. А слова «пожинают страдания» тоже мне почудились? Наверное, Джек прав: я увидела монахиню в черной одежде, и мое пылкое воображение дополнило все остальное. Нет никакой Мальволии.
Джек спал на сиденье такси. Я вздохнула. Вот он, мой будущий муж, который об этом не ведает. Смогу ли я его полюбить? Ему недостает зрелости, он думает только о себе. И все же он взял меня с собой, хотя легко мог оставить в Европе. Почему он это сделал? Из любви или из жалости? Способна ли жалость перерасти в любовь? Этого я не знала. Я даже не знала, сможет ли моя благодарность к этому парню, взявшему меня на другой край света, превратиться в любовь. А вдруг я вообще не способна любить? Ни этого парня, ни настоящего принца.
Нет, сейчас мне были важны не мои чувства к Джеку, а его чувства ко мне. Я должна заставить Джека меня полюбить, попытаться превратить ложь в правду. Если он — моя настоящая любовь, то даже Мальволия не сможет ничего возразить. Не менее важно, чтобы меня полюбили и его родители, поскольку без их согласия наш брак невозможен.
Когда мне надо, я умею быть очень любезной, а красота в сочетании с любезностью производит неотразимое действие.
Надо причесаться. Я достала серебряный гребень. От жары он нагрелся. Мое лицо было готово расплавиться, но я должна красиво причесать волосы.
Дом Джека своими размерами не шел ни в какое сравнение с замком, но был куда больше крестьянских жилищ в Эфразии. Для людей, живущих в таком доме, женитьба их сына на принцессе, несомненно, будет большой честью.
Джек несколько раз постучал в дверь.
— Похоже, никого, — сказал он.
Я немного успокоилась.
Когда мы вошли, нас приветствовала струя холодного воздуха и угрюмого вида юная девица лет четырнадцати. Стало быть, это Мерилл, сестра Джека. Ее рост совпадал с моим, но щеки уродовали веснушки. К счастью, я никогда не страдала такими изъянами, но у одной из моих горничных было веснушчатое лицо, и она очень переживала. Зубы Мерилл сковывали тонкие железные обручи. В одной руке она держала что-то вроде книжки.
— Ты уже здесь, — сказала она Джеку, даже не поклонившись старшему брату.
— А почему ты не открыла нам? — спросил он.
— Не слышала, — ответила Мерилл, передернув плечами.
Должно быть, это их семейная привычка.
Джек совсем не обиделся на такой холодный прием. Наоборот, он засмеялся.
— Ты что, совсем не рада видеть старшего братика?
— Это зависит от привезенных подарков. Ты мне что-нибудь привез?
— Себя, — ответил Джек. — И Талию. Познакомься.
— Очень рада знакомству с тобой, — сказала я, протягивая ей руку.
Мерилл показала Джеку язык и даже не сочла нужным ответить на мое рукопожатие. Вероятно, такой знак почтения, как реверанс, в их время вообще исчез.
— Ты что, серьезно? — спросила Мерилл. — Ты притащил из Европы эту девчонку? Ой, чего тебе буууудет, — ухмыльнулась эта дурно воспитанная девочка, словно предвкушала развлечение.
— Джек, как же ты забыл? Мы привезли твоей сестре подарок, — сказала я.
Эта замкнутая девочка — моя будущая золовка, и мне нужно с первых минут расположить ее к себе. Я открыла шкатулку и достала ожерелье с камеей. Оно было «самой маленькой штучкой», но я не захотела продавать ее лавочнику. Ожерелье это очень дорого мне; на камее вырезан портрет мой прапрабабушки Авроры. Ее изобразили слегка в профиль, с волосами, ниспадающими па плечи. Я на нее очень похожа.
— Это тебе, Мерилл. Подарок из моей страны.
Мерилл посмотрела на ожерелье, потом на Джека.
— Ух ты! Я могу надевать эту штучку в школу. Ее глаза заблестели. Честно говоря, я ожидала совсем не этого.
— Вообще-то, надо бы сказать спасибо, — напомнил сестре Джек.
— Надо бы, — согласилась она, но и не подумала меня поблагодарить.
— Мерилл, прости мое любопытство, но что за обручи у тебя на зубах? — спросила я, чтобы хоть как-то начать беседу.
— Чего? — нахмурилась Мерилл.
— Я говорю про железные обручи у тебя во рту. Это предмет украшения?
Мерилл выпучила глаза, затем, не удостоив меня ответом, побрела по лестнице наверх. Джек (в который уже раз) пожал плечами:
— Моя сестра... она... человек замкнутый.
Он взял меня под локоть:
— Идем. Есть хочу, просто умираю.
Мы пришли в комнату. Должно быть, здесь у них находилась кухня. Мне сравнивать не с чем. В замке у нас тоже есть кухня, но там хозяйничала главная королевская повариха со странным именем Пиртл и ее помощницы, и посторонних туда не пускали. Даже принцессу.
Кухня в доме Джека мне понравилась. По стенам стояли столы и шкафы из светлого дерева. Между шкафами находился большой и высокий железный ящик с дверцей. Джек подошел к нему и открыл дверцу. Внутри ящика загорелась электрическая лампочка.
— Так. Мамочка не больно-то утруждала себя пополнением припасов, — сказал он. — Чуть-чуть китайской еды, чуть-чуть мексиканской и нечто куриное.
Он повернулся ко мне:
— Что желаешь?
— Прости, это и есть ваша пища?
Кроме упоминания о курятине, я ничего не поняла.
— В общем-то, да.
Джек закрыл дверцу, подошел к лестнице и крикнул:
