образ огромного белого зверя. Сольгерд знала, что это — человек, и что он нужен ей, словно воздух, но… она не могла вспомнить, как его зовут.
«Подождите, всемилостивые боги! — взмолилась она всем своим существом едва заметным облачком пара, сорвавшимся с губ, — подождите! Я приду. Но позвольте мне вспомнить его имя! Не забирайте, оставьте мне хотя бы это!». И под вновь смежившимися веками, словно красочное действо, промелькнуло всё уходящее лето.
Она слышала звук, далёкий, слабый, едва уловимый. Он всё нарастал и приближался, пока не превратился в настойчивый зов. Чья-то рука настойчиво трясла её за плечо, пытаясь разбудить. Сольгерд сделала ещё одно усилие и открыла глаза: перед ней стоял… Брегир?
Нет, этот худой, высокий мальчишка лет тринадцати не мог быть Брегиром, несмотря на очевидное с ним сходство. Длинные чёрные волосы туго стянуты на затылке и заплетены в косичку, взгляд тёмных глаз не по возрасту серьёзен и строг, в руке — секира Хойбура.
— Вставай, — произнёс мальчик, видимо, уже не в первый раз, — он здесь!
Вдруг совсем близко от них снег скрутился, словно поднятый небольшим смерчем, и сложился в фигуру белого волка. Зверь оскалился и бросился на них, но в полёте острое лезвие секиры полоснуло ему по горлу, и волк осыпался наземь грудой снега. Таких снежных пирамидок вокруг Сольгерд было не меньше десятка. Мальчик вновь обернулся к ней, и она только сейчас заметила его тяжёлое дыхание, испарину на лбу и порванный рукав.
— Вставай, мама! — успел выкрикнуть он, прежде чем бросился наперерез ещё двум волкам, что возникли из снежных вихрей.
Мама?! Сольгерд поднялась на дрожащие, подламывающиеся ноги, и увидела, как из-за снежного холма вырастает лохматый, сутулый медвежий силуэт. Он шёл плавно, словно плыл среди снегов, опустив морду, исподлобья взирал на свою вероятную добычу, подчиняя её себе жёлтым звериным взглядом. Глубоко в недрах мощной груди зарождался утробный рык.
— Давай, мама! — мальчик, расправившись с очередным снежным волком, протянул руку в требовательном жесте, и зачарованная Сольгерд словно очнулась, оторвала взгляд от медвежьих глаз. Окоченевшие, непослушные пальцы принялись отцеплять от пояса флакон с сонным зельем. Они путались в завязках и пряжках, дрожали и мешали друг другу. Когда флакон был снят и переброшен в руки мальчишке, тот щедро полил снадобьем лезвие секиры и бесстрашно бросился на медведя.
Огромный зверь рычал и махал когтистыми лапами, защищаясь от назойливого оружия, что маячило перед его мордой. Худенький, ловкий мальчик с тугой чёрной косицей танцевал вокруг него, пытаясь достать мохнатую шкуру лезвием. И ему это удалось: секира чиркнула по плечу зверя. Медведь взревел, запыхавшийся мальчик едва успел отскочить от последнего замаха мощной лапы. Зверь словно налетел на невидимую стену, пошатнулся и рухнул наземь, взвив в воздух снежные хлопья.
Сольгерд кинулась сквозь оседающие снежинки к медведю и чуть не упала, зацепившись за что-то мыском сапога, это было древко секиры, которую она держала в своих же руках кверху лезвием. Как такое может быть, ведь оружие было у мальчика?!
Снежная волна, вздыбленная падением медвежьего тела, осела. Под ногами цесаревны лежал огромный мохнатый зверь, в стороне валялся пузырёк от сонного зелья и пробка. Мальчика не было и следа. Сольгерд перехватила секиру поудобнее и отрезала косу. Оба её конца были перевязаны лентой, чтобы ошейник не расплёлся, когда волосы будут отрезаны. Она тяжело упала на колени возле белого медведя, обвила онемевшими руками его шею и соединила концы ошейника, связав вместе обе ленты. Медведь лежал, вытянув морду, закрыв глаза. Медленно вздымался ровным глубоким дыханием мохнатый бок. Ничего не происходило.
Обряд свадьбы с Рейславом не был завершён, Сольгерд не могла в полной мере считаться его женой, как и он — цесарем. Видимо, этого было мало для того, чтобы разрушить проклятие.
— Пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — шептала цесаревна сквозь душащие слёзы, перебирая непослушными пальцами густую белую шерсть.
«Услышь меня! Услышь меня, Брегир! Вернись ко мне! Услышь, как я зову тебя по имени и вернись ко мне, ответь мне! Я нашла тебя. Нашла, и больше никуда не отпущу. Я слышу твоё сердце. Чувствую твоё дыхание. Ты здесь, под моими ладонями, но ты так далеко! Услышь меня, Брегир, услышь, как я зову тебя, и вернись… Вернись ко мне!»
Она обнимала большого спящего зверя, вцепившись в густой мех пальцами, и дышала в лад с ним: слишком глубокий вдох, едва помещающийся в девичей груди, слишком долгий выдох, забирающий весь воздух, до онемения лёгких, до темноты в глазах. Она чувствовала его дыхание и дышала вместе с ним.
Вдох-выдох… Вдох-выдох… Мир постепенно гас, сжимался, уходил куда-то далеко-далеко. Всё растворялось, исчезало, оставалось лишь дыхание — одно на двоих. В какой-то момент оно стало не таким мучительно-глубоким, и под пальцами Сольгерд ощутила не медвежью шерсть, а тепло человеческой кожи и знакомый шрам от арбалетного болта у левого плеча.
Эпилог
Стоял удивительно тёплый для исхода первого осеннего месяца тихий вечер. Забор Дома Душ, испещрённый тайными руническими знаками, был украшен папоротником и белыми цветами, переплетёнными алыми лентами, а калитка между мирами — приотворена. Брегир сделал широкий шаг, легко перенося Сольгерд через вино и зёрна, выплеснутые у порога. Охрана затворила за ними дверь, он опустил невесту на ноги в первобрачной комнате, и белое платье раскинулось длинным шлейфом по мягкому ковру. Белые цветы были вплетены в короткие, едва доходящие до плеч волосы цесаревны, и щёки её побледнели, стоило девушке лишь окинуть взглядом опочивальню, в которой она была лишь раз, в ночь, когда здесь умер Рейслав. Казалось, комната до сих пор хранила запах крови и гари, оставшийся с той ночи. Она поёжилась, обхватив плечи тонкими пальцами. Брегир внимательно посмотрел на невесту и пристегнул обратно к бедру снятый было меч.
— Пойдём отсюда.
Сольгерд вскинула на него испуганный взгляд.
— Мы не можем!
— Почему?
— Это традиция! Цесарская чета должна провести ночь после свадьбы в первобрачной комнате.
— Ну ты же королева теперь, — улыбнулся Брегир, — можешь придумать новую традицию. Пойдём! — он протянул руку и вывел её из Дома Душ, посадил на лошадь перед собой и повёз в лес.
Они остановились на маленькой полянке, засыпанной ковром пожелтевших листьев. Брегир раскинул на земле тёплый плащ как
