Грешник - Эмма Скотт

Любовь…

* * *

Когда я выхожу из задней комнаты, меня ждет Амбри. Я возвращаю демонический облик, на время усыпляя боль от клейма Астарота. Но когда приму человеческое обличье, она пробудится вновь и с яростной местью превратит боль от нового пореза на руке в легкий поцелуй.

У моего заместителя хватает мозгов, чтобы сделать вид, будто он не слышал моих криков. На самом деле, каждый демон в таверне отводит взгляд.

Кроме одного.

Младший герцог играет в карты с другим демоном. Он все-таки опускает глаза, но, на мой вкус, слишком медленно. Карты выпадают из его дрожащих пальцев, когда он чувствует мое внимание.

– Добрый вечер, Друдж, – говорю я, наклоняясь над столом. – Могу я одолжить твой кинжал?

– Милорд Кассиэль, я… я не собирался…

– Твой кинжал, Друдж.

Он вытаскивает его из-за пояса и передает мне. Его друг откидывается на спинку стула и прячется за веером из карт, как за щитом. Не говоря ни слова, я беру кинжал за лезвие, ловко подбрасываю его в руке, а затем втыкаю в единственный глаз Друджа. Коричнево-зеленая жижа разбрызгивается по столу.

Его компаньон со вздохом бросает карты:

– Жаль. Хороший был расклад.

Я наклоняюсь к Друджу.

– Моя точка зрения понятна?

Демон кивает вместе с кинжалом, а затем замертво падает на стол, вбивая лезвие еще глубже в голову. Вокруг тут же образуется лужа крови.

– Хорошо.

Я направляюсь к бару, в то время как позади меня клубится облако вонючего дыма. Через несколько мгновений Друдж исчезнет со стула. Он перенесется на Другую Сторону, где сможет обдумать свое поведение.

Натягиваю на лицо ухмылку, чтобы напомнить собравшимся – включая наблюдающего за всем зорким взглядом Амбри, – кто я такой. Но внутри бурлит отвращение.

– Добрый вечер, милорд, – произносит Эйстибус, ставя передо мной бокал вина и обновляя бокал Амбри. Джинн благоразумно отступает, оставляя нас заниматься своими делами.

– Ты проявил милосердие, – замечает Амбри. – Несущий ночь сжег бы эту таверну дотла и всех демонов в ней.

– Я не в настроении выслушивать твои комментарии, Амбри. Переходи к докладу.

– Как пожелаешь. Гай Бейкер. Двадцать семь лет. Окончил Колумбийский университет по экологической специальности. Отличник, жертвует деньги на благотворительность и развитие переработки… – Амбри ухмыляется в свое вино. – Ежедневно пользуется зубной нитью, раз в неделю звонит матери, всегда дает двадцать процентов чаевых…

– Амбри.

– Он тошнотворно порядочный, вот что я хочу сказать. За ним парочка второсортных демонов. Никого особенного.

– Кто?

– Слуги Бельфегора и Ришка.

Я задумчиво киваю.

– Значит, он немного тщеславен и склонен к ревности. Но он хороший человек?

– Похоже, что так. – Амбри тяжело вздыхает. – Очень жаль.

«Свет Гая сияет ярко. Так и должно быть, ради нее».

– Что-нибудь еще, милорд?

Я потягиваю вино, размышляя. Доверие демону нельзя назвать мудрым решением, но смятение в моем разуме и сердце явно человеческой природы, а Амбри проводит на Этой Стороне слишком много времени. Люди для него игрушки, на поле боя и в спальне. Я бы никогда не назвал его мягкотелым, но он и близко не такой кровожадный, как остальные мои Собратья. Романтик… если ненасытный сексуальный аппетит можно назвать романтикой.

«Стоит спросить у Люси».

Легкая, нежная улыбка касается моих губ, и Амбри вздыхает.

– Значит, это та самая девушка.

Нет смысла опровергать.

– Да.

– Кто она? Кто этот человек, за которым ты следил на протяжении всех ее жизней в течение последних четырех тысячелетий?

Меня опаляет гневом от наглости его вопроса, но пламя тут же гаснет. Я проглатываю готовый сорваться с губ резкий ответ. У меня больше нет сил ни ругаться, ни спорить.

– Она моя жена.

Произнести это слово вслух – все равно что снять с себя бремя и одновременно навлечь проклятие на свою голову. Оно сладкое на языке, но обжигает, как клинок Астарота.

«Dam – gá. Ttsuma. Жена».

Самое красивое слово на любом языке, потому что описывает ее. Несколько мгновений она была моей. В коротких, мерцающих, как свечи, человеческих жизнях. Глаза закрываются от нахлынувшего на меня воспоминания. Ее умоляющий взгляд, кляп во рту, а затем лезвие у ее горла…

Руки вздрагивают, опрокидывая бокал, и вино разливается по барной стойке.

Как кровь.

Эйстибус спешит вытереть лужу и наполнить мой бокал снова.

Амбри молчит. Когда джинн уходит, он наклоняется ко мне.

– И этот Гай – твой подарок ей?

– Я исполняю свой долг, и только. – Я склоняюсь над стойкой, крутя в пальцах ножку бокала. – Я наблюдаю за ней, Амбри. Жизнь за жизнью, всегда в одиночестве. Она никогда не любила другого. Ни разу после Ларсы.

– Потому что она любит тебя.

В груди все сжимается, а крылья напрягаются и плотнее прижимаются к телу.

– Больше некого любить. Я мотылек, бьющийся о лампу в попытках добраться до ее света. Но для меня уже слишком поздно. Лучшее, что я могу ей оставить, – это шанс полюбить кого-то другого.

Амбри вскидывает идеальные брови.

– Оставить? То есть…

Я киваю.

– Как? Кто?.. – Его глаза расширяются. Он знает кто. В нашей сфере лишь одному демону такое под силу. Амбри понижает голос до шипящего шепота. – Ты собираешься заставить Астарота отправить тебя в Небытие?

Я снова киваю.

Амбри прочищает горло и с фальшивой улыбкой произносит:

– Милорд, ты уверен, что это самое мудрое решение проблемы?

– Уверен.

Он качает головой.

– Я слышал о том, что наш вид может отказаться от бессмертия ради вечного сна. Я просто никогда не встречал никого, кто хотел бы это сделать.

– Я не хочу, – отрезаю я. – Но это единственная тактика, которая подходит для моей цели.

– Цель, которая ставит меня в тупик. А как же твой долг на Другой Стороне? Ты потерял к этому интерес?

Я начал терять к этому интерес уже очень давно. Пламя моей ярости и боли догорало, не оставляя ничего, кроме пепла и впустую потраченных лет. Веков страданий людей, которые заплатили за мое горе. Но я не говорю Амбри ничего из этого. Для этой ночи достаточно выказанной слабости, иначе он предаст меня из принципа.

– Я устал, Амбри, – признаюсь я, открывая лишь малую часть правды. – Когда тебе будет столько же лет, сколько мне, ты, возможно, почувствуешь то же самое.

Он фыркает.

– До тех пор, пока существуют члены и вагины, я буду жить и наслаждаться ими. Потому что люди для меня значат только это. Игрушки. Развлечение. Сосуды. – Бровь выгибается дугой. – Интересно, милорд, не забыл ли ты об этом?

– Это ты забываешь, Амбри. Убийство именно этого конкретного сосуда