послужило причиной того, что я веками сокращал численность человечества.
– О да, и какие славные это были времена. – Амбри чокается своим бокалом с моим. – Но я все еще не вижу очарования в Небытии. Тебя здесь ничего не держит?
– Нет.
Он опускает плечи, а затем смотрит на меня почти сердито.
– Я тебе не верю. Полное отсутствие последствий и совести – вот что делает жизнь веселой. Вечная безответственность, что может быть лучше этого? Отказаться от всего ради простой девчонки…
Я бросаю на него предостерегающий взгляд, и Амбри поднимает ладонь.
– Если ты твердо стоишь на своем, я не буду тебя уговаривать, – произносит он, сдаваясь. – Твой секрет в безопасности.
Я верю ему. Не то чтобы у меня был выбор. Время покажет, насколько я глуп, открывая свою душу демону.
Осушаю бокал одним глотком и со звоном ставлю его на стол.
– Дай мне денег.
Амбри хмурится.
– Зачем?
Я округляю глаза.
– То есть, я хотел спросить, сколько требует мой господин?
– Все.
Он роется в кармане пальто и вытаскивает пачку американских денег. Я забираю все – по моим беглым подсчетам, несколько тысяч долларов стодолларовыми купюрами – и засовываю в карман брюк.
Он театрально вздыхает.
– У меня были планы на этот вечер с милой маленькой шлюшкой…
Я криво усмехаюсь. Он и сам как маленькая шлюшка. За свои триста лет Амбри накопил на Этой Стороне достаточно богатства, чтобы не жалеть о пачке в моем кармане.
Конечно же, его дерзкая ухмылка возвращается.
– Я всегда могу сослаться на то, что меня ограбили. Сочувствие – верный путь к человеческому сердцу. И кровати. Им нравится заботиться о страждущих. Конечно, когда они не заняты убийствами друг друга.
Я киваю. Люси заботится о других. Даже в те редкие несколько жизней, когда отчаяние заставляло ее спать со многими мужчинами или заполнять пустоту наркотиками или алкоголем, ее свет никогда не тускнел.
«Но как она страдает…»
Я даже мечтать не смел, что ее любовь ко мне такая же бездонная, как моя к ней. Никогда не думал, что мое падение обречет ее на бесчисленные жизни в одиночестве и поисках того, о ком она даже не знает. Я забыт, пока она не умрет и не совершит Переход на Другую Сторону. Затем воспоминания снова нахлынут, и она позовет меня по имени. Но меня нет среди небесного воинства, я в аду. Затем она предастся Забвению и начнет новую жизнь с тем же безымянным голодом.
С пустотой в сердце, которую когда-то заполнял я.
К тому времени, когда я понял, что она не отпустила меня, было уже слишком поздно. Мои грехи гарантируют, что для меня не существует искупления. Второго шанса не будет. Ее лучший шанс вырваться из этого ужасного цикла – мое Небытие. Возможно, тогда ее душа наконец поймет то, чего пока не понимает: что наша любовь умерла в недрах зиккурата.
И ее не вернуть никогда.
Кассиэль не вернулся.
Он не появился в течение утра в среду, пока я собиралась на работу. А день обещал быть трудным из-за предстоящего медового месяца Кимберли и катастрофы на Шри-Ланке. Гай был занят составлением собственных планов поездки, и Эбби не раз намекала, что он может попросить меня отправиться с ним.
– И ты, конечно, скажешь «да». Ты и Гай… в тесноте, в чужой стране. Идеально, верно?
Всего неделю назад это было бы идеально. Воплощение в жизнь моей любимой романтической фантазии. Но вместо этого я не могла думать ни о ком, кроме Кассиэля. Что-то случилось после того, как мы ушли из караоке, но я не могла вспомнить. Так же, как и все остальное, связанное с ним, оставалось за пределами моего сознания. Он жил на краю моего сознания, как невысказанное обещание. Но каждый раз, когда мне казалось, что я близка к разгадке, истина ускользала от меня.
Я продержалась весь рабочий день, а потом поспешила домой. Квартира оказалась пуста. Надеюсь, у Каса не возникло проблем с этим ужасным Астаротом. Боже, даже его имя звучало чудовищно и злобно. Или, может быть, он вернулся на Другую Сторону. Правда, у него здесь было одиннадцать дней, но, если подумать, это такие мелочи.
«Он не вернется, – пропела Дебер. – Ты ему наскучила. Глупышка Люси и ее глупая, ничем не примечательная маленькая жизнь».
Тишина в пустой квартире стала оглушительной. Сумерки обернулись кромешной тьмой, звезд не было, а Кас все не возвращался. Я разогрела остатки запеканки и переоделась в пижамные шорты и футболку. Проверила, а затем перепроверила, открыто ли окно, потом легла в кровать, чтобы почитать. Но впервые романтика не смогла удержать мое внимание и увлечь. Я выключила свет и лежала в темноте, пытаясь вспомнить, что произошло после ночи караоке. Мысли начали разбегаться, ускользать и расплываться… за исключением образа женщины, ожидавшей возвращения воина. Она появилась перед моими глазами, пока я балансировала между сном и явью.
Она ждет его на верхнем этаже. Она уже поприветствовала его должным образом в кругу семьи, и теперь ее сердце бьется как барабан, когда он тяжелой поступью входит в комнату. В свете одинокой тусклой свечи, едва ли рассеивающей темноту ночи, она едва может разглядеть его лицо. Но чувствует, как его глаза горят желанием, и бросается в его объятия. Он долгие годы жил лишь в ее мечтах, но сейчас он настоящий и живой. От него пахнет элем и потом, гвоздикой и медом. Он овладевает ее ртом в жадном поцелуе.
– Слишком долго, – стонет он, гладит ладонями по спине, запускает пальцы в ее густые черные волосы. – Столько времени прошло. Теперь в тебе еще больше женственности. Боги, сокровище…
Его слова заставляют ее сердце петь, а тело изнывать от желания. Четыре года войны принесли ему новые шрамы, новую силу. Он как каменный исполин, твердый и сильный, во всех смыслах. Она яростно целует его, кусает губы, прижимается к нему.
– Ли’или, – выдавливает он, и она чувствует его нетерпеливое желание.
– Отец говорит, что мы поженимся до исхода этой луны, – говорит она, и ее руки скользят вниз, к его затвердевшему паху. Она ласкает и целует своего мужчину со все возрастающей настойчивостью. – Но я так по тебе тоскую…
Он хмыкает и обхватывает своей широкой ладонью полную грудь, сжимает ее.
– Ты ждала меня, Ли’или?
– Я бы ждала тебя, пока солнце не померкнет и звезды не упадут с неба, любимый.
Вырвавшийся из его горла стон наполнен острым удовольствием и страстью. Она ахает, когда