он скользит ладонью ей под платье. Его пальцы дразнят ее влажное и готовое для него лоно.
– Ты все еще моя? – он жарко дышит ей в шею.
– Всегда… ki-áñg ngu. – Она льнет к нему, желая, чтобы он погрузил пальцы внутрь и взял ее. – Мой возлюбленный.
– Мы должны подождать, – говорит он, как обычно читая ее мысли. Мозолистыми пальцами он размазывает влагу по ее бугорку удовольствия, вызывая острое наслаждение. – Сначала я сделаю тебя своей женой, а затем возьму то, что принадлежит мне.
– Да, – шипит она, прикусывая его нижнюю губу и втягивая ее в рот. Ее ладошка на его члене сжимается сильнее. – И это, – она встречается с возлюбленным горящим взглядом, – мое.
Он хмыкает, но веселье тут же сметает огненным вихрем похоти.
– Жестокая женщина. Да, твое. – Он хватает ее за бедра, притягивая к себе. – Всю войну я мечтал о тебе. Каждую ночь.
– Потому что ты любишь меня, – шепчет она, толкая его на деревянный стул, украшенный резьбой в виде воронов, и усаживаясь ему на колени.
– Потому что я люблю тебя, – тихо отвечает он.
Затем нежно целует ее. Глубоко. Еще сильнее. Его пальцы снова у нее между ног, ласкают. Она вскрикивает и двигается под его прикосновениями, одновременно поглаживая внушительную эрекцию в его штанах.
Они жаждут доставить друг другу удовольствие, но их разделяет слишком много одежды. И боги не дремлют, они не пошлют своих благословений до свадьбы. В ночь которой они будут вместе. Воссоединятся. Душой и телом.
Наконец-то телом…
* * *
Я моргнула и вынырнула из сна в утро четверга. Сердце переполняла застаревшая – или древняя? – тоска, а между ног пульсировало от мощного оргазма.
– О господи. – Я стиснула бедра, как будто могла поймать его и удержать. Не только физическое удовольствие, но и любовь, свидетелем которой я стала. Искренняя и всепоглощающая. Этот сон был похож на другие, о которых я рассказывала Касу, но в сто раз реальнее и даже древнее по ощущениям, чем японский.
«Может быть, шумерских времен?»
Я села, сон и удовольствие улетучились. Мысли путались от возможностей, каждая из которых оказывалась более ошеломляющей и невероятной, чем предыдущая.
– Об этом он и говорил. Его воспоминания просачиваются в мои. И все.
«А волны оргазма по всему телу тоже к этому относятся?»
Я потерла глаза, чувствуя, что хватит с меня сомнений. Всему этому должно быть правдоподобное, научное объяснение, и если я не поделюсь с кем-нибудь и не прекращу об этом думать, то сойду с ума.
«Как раз это самое правдоподобное объяснение из всех».
Было чуть больше семи утра, в Лондоне – около полудня. Коул, скорее всего, находился на занятиях или работал над одним из своих шедевров. Я терпеть не могла беспокоить его своими заморочками, но после переезда в Великобританию он постоянно повторял, чтобы я не стеснялась ему звонить.
Я схватила свой телефон.
– Третий раз за неделю, – ответил Коул с усталой улыбкой. – У меня нет под рукой блокнота для рисования. Что случилось, Люси? Все в порядке?
– Я собиралась задать тебе тот же вопрос. Тяжелая ночь?
Мой друг был совой, но в основном потому, что плохо спал.
Иногда и вовсе не мог заснуть.
Коул провел рукой по своим взлохмаченным светло-каштановым волосам.
– На том свете выспимся. Разве не так звучит тот нездоровый девиз?
«Там тебе тоже долго поспать не удастся».
– Хотелось бы мне, чтобы твоя бессонница дала тебе передышку.
– Мне тоже, но в данный момент она действительно полезна. Крайний срок сдачи июньского выпуска «Искусства для жизни» мчится на меня со скоростью поезда.
Коул был главным редактором студенческого журнала своего университета по изобразительному искусству – огромная честь для аспиранта второго курса.
– Если ты занят, то не буду тебя отвлекать.
– Нет, мне нужен перерыв. Плюс, мне всегда хочется с тобой поговорить, Люси.
Меня охватила любовь к другу. Он никогда не жаловался, всегда был добр.
«Если кто-то и заслуживает всепоглощающей любви, то этот парень».
– Что ж, ты самый умный из всех известных мне людей, поэтому у меня к тебе вопрос. На самом деле довольно глупый.
Глупый. Боже, я уже устала от этого слова.
– Валяй, – отвечает Коул.
– Ты веришь в реинкарнацию?
– Не думал об этом.
– И никогда не интересовался?
Он пожал плечами.
– Я полагаю, что нет никакого способа узнать, что происходит, когда мы умираем, так что нет смысла в серьезных изысканиях.
– Но многие в это верят, согласен? Существуют истории о детях, разговаривающих на языках, которые они не могли знать. Или о людях с яркими, подробными воспоминаниями о прошлых жизнях в разные исторические эпохи, которые приходят к ним… возможно, через сны?
– Полагаю, что так. Но есть также истории о свете в конце тоннеля и предках, собирающихся, чтобы поприветствовать их… где бы то ни было. Как я уже сказал, никто не знает наверняка. И не похоже на то, что нам есть у кого спросить.
«И да и нет…»
– Верно. Хорошо, еще один вопрос. Есть ли что-то особенное в числе «одиннадцать»? Например, в оккультном смысле?
– В оккультном смысле? Что это значит?
Я пожала плечом.
– Просто хотела спросить, не знаешь ли ты какого-нибудь особого значения числа «одиннадцать». Семь – это счастье, тринадцать – несчастье, а одиннадцать – это?..
– Персонаж из «Очень странных дел»? [25] Милая девчушка. С неудачной стрижкой.
Я фыркнула от смеха.
– Ну я же серьезно.
– Я тоже, – ответил Коул. В его черных очках в квадратной оправе отражался серебристо-голубой экран ноутбука. – Пока мы тут болтаем, я открыл статью по нумерологии, и тут говорится, что число «одиннадцать» олицетворяет интуицию. – Он зачитал с экрана: – «Оно просит нас заглянуть за пределы наших чувств и быть восприимчивыми к скрытым значениям». Тебе это о чем-то говорит?
– Ага, еще как. Серьезно.
Он продолжил читать:
– «Одиннадцать также может указывать на проступки, неосмотрительность и грехи».
– Грехи? Там так написано?
– Да, и это говорит о том, что вас тянет к чему-то неизвестному. Чему-то неразрешенному.
Идеальная фраза, чтобы описать то странное чувство дежавю, которое я испытывала рядом с Кассиэлем: что-то неразрешенное.
– Что ты там делаешь, Люси? – спросил Коул, закрывая свой ноутбук. – Устраиваешь сеансы? Играешь со спиритической доской?
– Нет… на данный момент.
– Не надо. Это небезопасно.
– Не знала, что ты веришь в подобную чушь.
– Я и не верю. Не совсем. Но потусторонние силы существуют, поэтому неразумно совать нос в то, чего мы не понимаем. Кто знает, что можно пробудить?
– Это очень хороший совет, – заметила я.
«Который неделю назад пришелся бы