Огонь подсвечивал мои руки, по контуру они стали такими же ярко красновато-рыжими, как он, и я не могла отвести взгляд от этого сияния. Кажется, даже вода не завораживала меня так, как этот настоящий огонь сейчас.
– Ри, – в голосе Дариона, в этих двух простых звуках было столько усталости и сожаления. – Отношения, внимание – это всё должно быть не обязательством, а желанием. Просто желанием.
– Проблема в том, что я не привыкла. Я… не знаю, как… Это так сложно – быть с кем-то.
Что-то скрипнуло, Дарион, не таясь, довольно шумно подошёл ко мне и обнял со спины. Его ладони перекрестились на моей груди. Он такой огромный, просто нереально большой. Ему пришлось сильно наклониться, чтобы уткнулся носом в мои волосы и шумно вдохнуть.
Поцеловав в макушку, он выпрямился, снова прижимая к себе:
– Драконы очень тяжёлые существа, с огромными заморочками, и я радовался, что не подвержен этому всему. Но иногда так жалею, что я не дракон.
– Но даже так у меня нет никого ближе, – сказала я и поняла, что лгу.
Дарион знал обо мне так много, как никто другой, и это безусловное его преимущество, это много значило и для меня тоже, нас связывала близость. Но больше всего времени я проводила с Элором, его я хоть и осуждала, но понимала в силу того, что мы драконы и многие вещи воспринимаем одинаково. Мир глазами медведеоборотня я не видела никогда. И о Дарионе, о его личном я знала меньше, чем об Элоре, который успел стать для меня почти открытой книгой.
Нужно больше времени провести с Дарионом, больше узнать о его эмоциях по отношению ко всему окружающему, чтобы мои слова стали правдой.
Я развернулась в объятиях Дариона, уткнулась лбом ему в живот, зацепилась пальцами за просторную рубашку, выпущенную поверх штанов из тонкой шерсти.
– Мы могли бы воспользоваться случаем и встречаться чаще. Больше говорить. Обо всём. О твоей службе, например, – я невольно вспомнила о том, что наша иномирная златовласка занимается у него тем же, чем прежде занималась я. – Как тебе наставничество? Как студенты этого года? Валерия?
Меня удивило его лёгкое напряжение при последнем имени.
– Почему ты спрашиваешь? – и в голосе мелькнула некая настороженность.
Я запрокинула голову. Огонь озарял лицо Дариона, подсвечивал оранжевым бороду и волосы.
– Просто любопытство, – ответила я. – А что?
– Подумал, может, тебя кто-нибудь из дворца попросил о ней узнать.
Что-то странное было в его интонациях, но я не могла понять, что именно.
– Нет. Просто у тебя впервые после меня появилась в ученицах девушка, – пояснила очевидное. – Низкорослая блондинка. Ты же таких любишь.
– Не таких, тебя. Хотя, конечно, мне приятно, что ты настолько воспринимаешь меня своим, чтобы беспокоиться о подобных аналогиях. К счастью, – Дарион задумчиво-зачарованно провёл пальцами по моей скуле, и голос его смягчился, наполнился басовитой чувственностью, – у меня нет необходимости в заменителях.
И зачем мне именно сейчас вспомнились слова Вейры о том, что Элор хочет Сирина, поэтому берёт Сирин? Я не хотела думать об этом и потянулась к груди Дариона, к спрятанному под рубашкой ментальному амулету, скрывающему его чувства, но Дарион перехватил мою ладонь.
– Не сейчас. Сегодня я хочу, чтобы ты жила не моими чувствами, а своими, Ри.
Разочарованный вздох я сдержала. Жаль. Мне так нужно было забыться, потеряться ненадолго и жить лишь горячим и целительным восторгом его страсти.
***
Жить своими чувствами…
Под Дарионом было жарко и тесно. Загораживая собой всю комнату, он двигался нежно. Большая деревянная кровать тихо поскрипывала ему в такт. Пальцы Дариона путались в моих волосах, дыхание скользило по щеке.
Свои чувства… нервировали.
Я не привыкла ощущать близость через себя, обыденно, на физиологическом уровне. Дарион бы не заметил скрипа или наслаждался им. Не пришлось бы контролировать бёдра, чтобы смягчить проникновение. Его волосы не щекотали бы нос. В голову не лезли бы всякие мысли.
Дарион старался, обычной женщине на моём месте было бы хорошо, но я привыкла к его горячим и ярким чувствам, а сами телодвижения для меня без брачной магии были какими-то недостаточными, слишком механическими или вовсе напоминали о тошнотворной смеси кровавых воспоминаний с фантазиями о близости с Элором. И это не располагало к удовольствию с Дарионом.
Нет, я честно старалась прочувствовать близость, насладиться собственными чувствами и не раз. Мы с Дарионом пробовали по-разному, но это всё равно несравнимо со сладостью его чувств. И лично я не видела смысла отказываться от этого прекрасного легкодоступного удовольствия, чтобы переучиваться, пытаться что-то там прочувствовать. Тем более что когда я жила чувствами Дариона, моё тело возбуждалось, следовало его желаниям, так что он получал вполне ощутимый отклик, а не пыхтел над бесчувственным бревном.
Я не понимала, зачем ему надо что-то там утомительно доказывать мне или себе о моей чувственности, если для меня такой симбиоз эмоций совершенно нормален, естественен даже.
Зажмурившись, я потянула из своей памяти отпечатки бурных ощущений Дариона с позапрошлой близости. Пусть они слегка поблекли, но даже так вызывали внешнюю реакцию, позволяли отвлечься от раздражающего поскрипывания, посторонних мыслей, неудобств, порождённых разницами в размерах, от раздражающего фона его ментального амулета.
Только так мы с Дарионом, получалось, действовали разрозненно, в разных ритмах, я не понимала, хорошо ли Дариону или тоже есть неудобства – это раздражало. Мне нужно было знать, что он от меня в полном восторге, что его не тревожат посторонние мысли или образы – о новой светловолосой ученице, например.
Движение продолжалось. Размеренное. Нежное. А мне не хватало огня – чувств Дариона, превращавших столь обыденное действо в нечто невероятно захватывающее.
Для драконов высшее наслаждение, мечта, доступная избранным – сливаться чувствами и утопать в них. Дариону же намного более ценным казалось разделение чувств.
А раз ему это нужно – то нет ничего плохого в том, чтобы время от времени давать ему такую близость. Наверное это и есть проявление любви, её форма – уступать в чём-то, потакать странностям и не вполне удобным глупостям ради счастья второй половины. И сегодня просто моя очередь уступать.
Даже извлечённые из воспоминаний и потому чуть поблёкшие чувства Дариона были восхитительны. Я старалась пережить их подробнее, так же потеряться в них, но приходилось контролировать и память, и тело.
Я тихо застонала, судорожнее обняла могучий торс Дариона, стала двигаться навстречу, всё ускоряя темп – эту систему действий я знала из воспоминаний бордельных девиц, они использовали имитацию оргазма, чтобы клиент чувствовал себя увереннее и довольнее, а я очень хотела, чтобы Дарион был доволен собой и увереннее себя чувствовал после моей невнимательности.
В момент излияния он тихо зарычал и вместе с последними отголосками пульсации во мне застыл. Выдохнул. Погладил меня по голове.
Показалось, он что-то хотел сказать, но его эмоции были закрыты, и я не понимала, правда промелькнуло желание заговорить или мне померещилось. Опять потянулась к его ментальному амулету, но Дарион перехватил мою руку, вытянул наверх и, целуя её, попросил:
– Побудь со мной ещё немного.
Я толкнула его в грудь, и Дарион перевернулся, притягивая меня к себе. Устроившись у него на плече, я прикрыла глаза, сожалея, что сегодня придётся остаться без морального отдыха.
Пальцы Дариона скользнули по моему плечу, спине. Продвинулись по чувствительному краю лопатки, и я невольно дёрнула плечом.
О чём он думал? Что чувствовал? Потребность знать это нарастала, зудела.
– Как тебе Валерия? – попыталась я отвлечься.
Помедлив, Дарион выдал:
– Забавная. Боюсь, правда, как бы не убилась случайно.
