Юноша переступил через порог и обвел глазами покои, недавно ставшие Келлферу домом. Отец внимательно следил за сыном: тот рассматривал высокие стены, покрытые рунами, во все глаза, разве что рот не разинул. Ему бы хотелось сказать, что парень просто не привык к магической роскоши, но нужно было признаться, что и сам Келлфер был поражен, увидев эти восхитительные залы.
— Вот так, значит, живут директора Приюта Тайного знания, — присвистнул Келлтор, подходя к массивному камину и беря с полки золотую статуэтку Тасской богини плодородия. — Тут, наверно, все очень дорогое. Мне мама сказала, ты теперь директор. Она говорит, ты так хочешь власти, что готов прислуживать кому угодно, даже таким, как Син. А что тут все такое серое? Или даже директорам нельзя делать стены цветными?
Статуэтка звякнула о камень.
— Келлтор, — устало проговорил Келлфер, садясь за стол из пепельного ясеня. — Ты взрослый парень, тебе уже тридцать девять. Думай своей головой. Приют существует не меньше тысячелетия. Думаешь, руководить им постыдно?
— А ты действительно теперь тут главный? Ты наравне с директором Сином или подчиняешься ему? Мама говорит…
— Келлтор, пожалуйста, прекрати начинать с этого каждую фразу. Это жалко.
Юноша хмыкнул и отвернулся. Замечание отца явно задело его.
— Я не мыслю как моя мать, — оскорбленно сказал он. — Мне видится правильным говорить о ней, когда я с тобой, чтобы ты ее вспомнил.
— Я помню Дариду, — примирительно сказал Келлфер. «И хотел бы забыть — да как получится, если она постоянно шлет письма, в которых ее до сих пор качает от проклятий до просьб навестить Желтые земли» — не добавил он, пощадив чувства сына. Келлтор сощурил глаза. — Ты достаточно хороший сын, ты меня устыдил. И мы можем поговорить о чем-то другом, не поминая ее через слово.
Келлтор некоторое время молчал, делая вид, что заинтересован корешками стоящих на полке книг. Келлфер не торопил его, вернувшись к чаепитию. Наконец, Келлтор заговорил:
— Почему Син решил, что ты достаточно силен, чтобы управлять самым могущественным орденом в мире? — недоверчиво протянул Келлтор. — Мама говорила, ты посредственный шепчущий.
Келлфер не стал отвечать. Не стоило тыкать парню в нос тем, из чего тот унаследовал лишь немногое. К сожалению, выдающегося магического дара у Келлтора не было, и хотя он был очень похож на отца внешне — те же густые пепельно-каштановые волосы крупными волнами, те же зеленые глаза, тот же узкий нос и высокие скулы, тот же мягкий ровный тон кожи — магическим потенциалом, и, что уж скрывать, охочим до власти и вместе с тем нервным характером он куда больше напоминал Дариду. Выражение лица его было избалованным. Келлфер не видел такого изгиба губ в зеркале, и ему не нравилась привычка сына сжимать нос, когда ему возражали. Дарида обожала сына и позволяла Келлтору все — и он вырос, уверенный, что весь мир принадлежит ему.
Келлфер знал, что сын неплохо проявлял себя в дипломатических стратегиях, что участвовал в одной крупной битве и получил награду за храбрость, что при возможности выкупал у Пар-оола рабов и возвращал их в Империю на правах безымянных, и что сам уже управлял небольшой провинцией на юге Желтых земель. Но, несмотря на все его успехи и благородные движения сердца, сызмала взращенное в нем презрение ко всем вокруг, эта привычка смотреть на людей свысока выдавали портящее воспитание, навсегда заложившее в душе Келлтора качества, которыми, как считал Келлфер, обладать мужчине не стоило.
Дарида была готова отдать свою жизнь за Келлтора. Она предоставляла ему все.
Но единственным, чего она никак не могла ему дать, было умение шептать. Слабый дар, немного подрощенный частным учителем, самому Келлтору казался почти бесполезным. Сын делал ставку на светскую власть и деньги, а искусство шептать вслед за матерью считал не определяющей мир вокруг блажью. Он ошибался бы меньше, если бы хоть раз участвовал в войне, где хотя бы один маг был среди солдат, но к счастью всего континента и несчастью Келлтора, такие войны были чрезвычайно редки, поэтому даже крупные военачальники не всегда представляли себе силу магов, считая тех лишь создающими знатным именитым семьям комфортный быт. Собственно, Син поддерживал это разделение, раз за разом заставляя шепчущих давать обещание не участвовать в боевых действиях против обычных людей.
Келлфер хотел обучить сына в Приюте, чтобы хотя бы немного развить его талант, но Син был против: его сил было не достаточно даже для прохождения первого испытания, а возможности стать послушником Приюта ждали сотни по-настоящему способных учеников. Сину было все равно, относились ли будущие послушники к именитым семьям, имевшим фамилии и титулы, или же были безымянными, звавшимися только по имени отца или мужа и служащими своим господам. Титул Келлтора значения здесь не имел, и когда сын столкнулся с этой простой истиной, был в ярости, хоть и утверждал до того, что не видит в обучении смысла. Не стоило удивляться, что и он, и его мать объявили упущенную возможность глупой тратой времени.
Масштаб возможностей, доступных Келлферу, парень представлял слабо. Син, могущественнейший из всех, кого знал когда-либо Келлфер, еще во времена послушания Келлфера звал того стремительным потоком, отмечая его быстрый и острый разум, высокий уровень концентрации и, казалось, безграничные силы. Мало кто мог сравниться с Келлфером в мощи и быстроте заговоров, и он определенно был одним из сильнейших шепчущих Империи.
Но не стоило разочаровывать парня, не умевшего даже открыть портал самостоятельно. Келлфер вздохнул.
— Ты пришел меня поздравить с назначением? Слабо верю.
Келлтор обернулся к отцу. Кулаки его были сжаты.
— У меня к тебе просьба. И ты ее выполнишь, потому что ты мне должен.
Это выражение лица Келлтора раздражало.
— Сбавь тон, — беззлобно бросил ему Келлфер. — Не со слугой разговариваешь.
— Ты должен мне!
Нет, те три года, что Келлфер не видел сына, явно не пошли последнему на пользу. Келлфер снова было захотел заявиться в Солнечный замок, в котором доживала свой век Дарида, но остановил себя, вспомнив, как она угрожала убить себя, если он ее оставит.
— Неужели должен? Что же? Расскажи. Можешь прямо словами матери.
— Она мне рассказала, почему ты не женился на ней! — выпалил Келлтор, краснея.
— Только сейчас? — притворно удивился Келлфер. — Ну-ка послушаем.
— Ты соблазнил ее, а когда узнал, что она ждет ребенка, то отказался иметь с ней что-либо общее! Сказал, что она тебя недостойна! Сказал, что не хочешь детей от нее! Что ты женишься только на сильной шепчущей!
Келлтор бессильно замолк, продолжая сжимать кулаки. На лбу его проступила венка, брови были сведены, он тяжело дышал, и несколько прядей выбилось из высокого узла, в который были собраны его волосы.
— Келлтор, выполни мою скромную просьбу и подумай головой, — спокойно предложил Келлфер, делая последний глоток уже остывшего чая и отставляя чашку. — Если бы все было так, это спровоцировало бы большой скандал, верно? Любимая дочь желтого герцога и безымянный шепчущий. Что твой дядя говорил тебе об этом? Ты же не будешь отрицать, что твой дядя, герцог, достаточно умен, чтобы принять достойное решение?
— Какое решение?
— Он просил меня сохранить жизнь твоей матери. Просил сохранить жизнь тебе — и я согласился. Знаешь, почему такая просьба стала уместной?
Келлтор с размаху опустился на скамью. Книги, лежавшие на другом ее конце, вздрогнули. Келлфер понимал, что сын рассчитывал совсем не на такой разговор. Он даже допускал, что другой человек отреагировал бы на слова сына иначе, и бросился бы его утешать, но нежных чувств поведение Келлтора, что бы ни было ему причиной, у него не вызывало, и желания пожалеть этого взрослого уже мужчину тоже.
— Почему?
— Потому что сорок лет назад, во время праздника, Дарида опоила меня, чтобы я принял ее приход за соблазнительный сон. Она хотела женить меня на себе, и избрала для этого худший метод. Это — влияние на мою волю, враждебное действие, Келлтор. Но я не только оставил ее в живых, я еще и дал тебе свое имя, как бы тебя ни называла мать. Твой дядя благодарен мне. Он заходит ко мне не реже раза в сезон, и мы общаемся как хорошие приятели.
