Дни вяло сменяли друг друга… Минул первый месяц заключения, второй, и мне стало еще тяжелее мириться с невыносимой скукой и еще более невыносимым чувством неуверенности, нестабильности, незнания… Как дела у Джуди, у Ригана, у Скирты? Как Тенк? Как Космос? Я не могла спросить о них, как не могла спросить и об отце или сестрах — родных не хотела впутывать. То, что я ушла из Рода, их в какой-то мере защищает от подозрений. Но, в любом случае, мне бы не ответили ни на один такой вопрос: Нигай не появлялся, а те, кого отправляли меня допрашивать, были мастерами отвечать, не давая никакой информации.
Я стала допускать мысли о том, что Нигай не появляется, потому что вытащить меня невозможно, и он решил про меня забыть. Что, если меня просто переведут в одну из колоний для вечных подозреваемых? Неужели прав тот орионец-майор, и я навечно в «красном списке»?
Очень, очень «заманчивая» перспектива! Да я сойду с ума, если меня отправят в колонию! Я уже начинаю сходить с ума! Только убежденность, что они ждут моего срыва, сдерживала от того, чтобы не рассказать всю правду и не оказаться, наконец, в обществе других людей, пусть и заключенных, поговорить безо всяких опасений…
Мне не угрожали, ни в чем не обвиняли, обращались уважительно, но очень редко, и потому заключение было пыткой. До этого я и не подозревала, как губительно действует на человека длительная изоляция… Раздражение, вызванное скукой и томительным ожиданием, с каждым днем становилось все более цепким, сильным, пока не переродилось в злость. Я не заслуживаю того, что со мной происходит! Всего этого не должно быть!
За все время заключения произошло только одно яркое событие, да и то было сном. Сон этот был раскрашен в сочные цвета тропиков, наполнен стрекотом и шорохами, пах пряной сладостью. Я пробиралась сквозь джунгли, сама не зная, куда, зачем… Я шла и шла, и все больше на моем пути возникало препятствий — приходилось прилагать много усилий, чтобы идти. Я то наступала в глубокую лужу, но проваливалась в грязь по самые колени, то густая поросль вставала передо мной непреодолимой стеной. Но я не сдавалась — выходила из луж, вылезала из грязи, пробивалась через зеленые стены, получая царапины. И вот такая растрепанная, грязная, оцарапанная, я вдруг оказалась в уютном местечке у дерева, ствол и ветви которого обвивали толстые паразитические растения с неестественно, неоново-яркими цветами. Цветы шевелились, и, когда я сделала робкий шаг к дереву, раскрыли для меня лепестки, словно подзывая…
Я сделала еще один шаг и увидела, что там, под деревом, сидит Риган. Одежда его была перепачкана и кое-где порвана, волосы всклокочены, на лице выступила щетина. Он не выглядел здоровым — красные пятна на коже, обострившиеся черты и запавшие глаза говорили сами за себя.
— Риган! — выдохнула я.
Он посмотрел на меня и слабо улыбнулся:
— Я не Риган.
— Знаю, имен у тебя множество, а настоящее ты скрываешь… но мне уже безразлично, какое у тебя имя. Ты — это ты. И мы встретились… — взволнованно проговорила я, чувствуя одновременность радость встречи и страх, что он серьезно болен. — Что с тобой? Отравление?
— Да, — кивнул он, и добавил с усмешкой: — Жизнью.
— Нашел время шутить! — фыркнула я и пошла к нему.
— Стой! Не подходи, Кэя! Нет! — запротестовал он, но я проигнорировала его предупреждения.
Подойдя, я ощутила головокружение. Цветы оказались прямо надо мной и еще больше распушились, а их упоительно-сладкий аромат, которому невозможно противиться, опьянил меня настолько, что мои ноги подкосились, и я упала рядом с Риганом.
— Зря… — тихо произнес он.
Я приподнялась, протянула руку и попыталась коснуться мужчины рукой. На руку мою упал один-единственный легчайший лепесток с цветка, но такой тяжестью он лег на коже, что я уронила руку. Чем глубже я дышу, тем быстрее слабею. Задержав дыхание, я снова потянулась к Ригану, но и на этот раз не дотянулась… Он был так близко — на расстоянии вытянутой руки! — но я не могла его коснуться.
— Что ты делаешь, Кэя? — спросил он безо всякого выражения. — К чему ты тянешься?
— Не к чему, к кому… к тебе…
— Зря, — повторил он, и посмотрел в мои глаза. — Уходи. Уползай. Я хочу этого.
— Нет! — я совершила великое усилие и схватила его-таки за рукав, и даже смогла потянуть на себя.
Он приподнял брови, удивленный:
— Почему?..
— Потому что люблю тебя, — с болью сказала я. Странное дело: как только слова были произнесены, дышать стало легче… В голове прояснилось, откуда-то взялись силы, и мне удалось привстать. Не мешкая, я ухватила Ригана под мышки и легко, без усилий, потащила от цветов подальше, туда, где их смертоносный аромат не отравлял воздух.
Оттащив Ригана, я присела и склонилась над ним. Он в измождении закрыл глаза. Я смахнула фиолетовый лепесток с его лба, коснулась его колючей щеки рукой и поцеловала в губы нежным, долгим поцелуем. Его губы под моими остались холодными…
Отстранившись, я внимательнее на него посмотрела. Как он неподвижен…Как бледен…
— Риган… Риган!
Спешно прощупала его шею… пульса нет!
Прислонилась к груди — сердце не бьется!
— Риган!
Я звала его, тормошила, пыталась делать искусственное дыхание, но все тщетно. Он умер, пока я его тащила… я не успела! Послышался снова дурманящий аромат, и я обернулась в сторону дерева, на котором расползлись ядовитые растения с цветами. Даже издалека были хорошо видны эти цветы… Яркие, крупные, они раскрылись полностью, показывая во всем великолепии свою красоту. Они были полны жизни. Жизни, которую забрали у Ригана. Нет — он сам ее им отдал…
Я вскочила, подбежала к дереву, и стала срывать их…
…Долго я размышляла об этом сне, и не могла отделаться от тягостных мыслей. Снам я никогда не придавала особенного значения, ведь что такое сны? Всего лишь обрывки наших мыслей, частички воспоминаний, детали, которые въелись в подсознание — фрагменты, иногда складывающиеся в самые разные комбинации, и превращающиеся в сновидения.
Сон — это всего лишь сон. Я заставила себя забыть о красочном кошмаре и сосредоточилась на новой книге. И, когда более-менее удалось отвлечься, за мной пришли.
— Пройдемте, гражданка Миктула, — проговорил один из охранников, появляясь у меня в «покоях».
Я встала с кровати, отложив планшет, и без вопросов пошла. Наверное, меня ждет очередная встреча с психологом. Или с военным. Или, наконец, получили разрешение на то, чтобы проникнуть в мое сознание и найти там всю нужную информацию.
Меня провели по хорошо знакомому пути в хорошо знакомый кабинет, в котором я увидела хорошо знакомого начальника заведения и… Нигая. Тоже хорошо знакомого… Второй раз за день мое сердце встрепенулось.
— У меня хорошие новости, — без лишних вступлений сказал он мне. — Вас отпускают под мою ответственность.
Несколько часов спустя, сидя на мягких сиденьях аэрокара напротив Нигая, я сказала задумчиво:
— Не уверена, что выдержала бы еще несколько дней в тех стенах.
— Это особое заведение, — ответил Нигай. — С тобой обращались по плану. Провели обязательные тесты, разговоры, и начали действовать. Дефицит общения, однообразная еда, один и тот же распорядок, специфическое освещение, вибрации, комбинации звуков — все должно было вызвать у тебя реакцию рано или поздно.
— Реакции были… Еще какие, — мрачно сказала я
— Но ты отлично продержалась. Другого я и не ожидал.
— А если бы не выдержала, то была бы тебе не нужна, да?
Капитан улыбнулся, и на вопрос не ответил. Интересно, это расшифровывать, как «да»? Продолжая смотреть на него, я задала следующий вопрос:
— Как ты все это провернул? Я не просто подозреваемая, я подозреваемая, бывшая в контакте с гибридами и, возможно, рептилоидом. Таких не отпускают.
— «Таких»… — повторил Нигай. — Каких «таких», Котенок? В нашем правительстве большинство имеют прямые контакты и с гибридами, и с рептилоидами. Без этого никак. Можешь не беспокоиться. У тебя будет статус гражданки первой категории и отличная работа. Естественно, отвечать за тебя буду я. И, будь уверена, глупости я тебе совершить не дам. А если ты слуга рептилоидов — я узнаю об этом и…
