Глава 3
В ожидании автобуса из Лондона я нашла работающую телефонную будку и набрала номер, который мне прислала Пайпер. Мужской голос, который я не узнала, ответил мне не сразу. Он сказал, что никого больше не было дома, поэтому я оставила сообщение с приблизительным временем моего приезда. Перед тем, как повесить трубку, он замешкался и сказал:
— Они так рады, что ты приехала.
Прямого маршрута не существовало. Семь часов и два автобуса спустя, я, наконец, закончила свое путешествие на окраине деревни, похожей на заброшенное сто лет назад поселение.
Автобус прибыл раньше, поэтому никого не было поблизости, но чуть в отдалении навстречу мне по дороге шла молодая женщина с густой копной темных волос и самой прекрасной светлой кожей, которую я когда-либо видела.
Ее лицо озарила радужная улыбка, когда она увидела меня, а затем она начала бежать. Именно ее улыбка помогла мне понять, что она осталась такой же. Затем я услышала крик «Дейзи!»— точно такой же, каким он был тогда. Я попыталась рассмотреть ее лицо и соотнести его с той маленькой девочкой, которую я знала, но слезы ослепили меня, и я не могла сфокусироваться.
Она не плакала. По выражению ее лица можно было понять, что она решила не делать этого. Она просто посмотрела на меня своими огромными мрачными глазами. Она все смотрела и смотрела, как будто не могла поверить в то, что видела.
— Ох, Дейзи, — сказала она.
Только это. И снова:
— Ох, Дейзи.
Я не могла даже ответить, просто обняла ее.
В конце концов, она высвободилась из моих объятий и нагнулась, чтобы подобрать мою сумку.
— Все с нетерпением ждут тебя, — сказала она. Потом добавила: — У нас все еще нет бензина для джипа. Прогуляемся?
И тут я засмеялась. Что было бы, если бы я ответила «нет»? Я подобрала вторую сумку. Она взяла меня за руку, как будто все это время мы были вместе, и ей все еще было девять лет. Мы шли домой под весенним солнцем мимо цветущей живой изгороди, мимо цветущих яблонь и засеянных полей вверх по холму. И все, что она недостаточно хорошо объяснила мне в своем письме, она рассказала мне тогда. Об Айзеке, Тете Пенн и Осберте.
Никто из нас так и не обмолвился об Эдмунде.
Вот, что она рассказала мне.
Она рассказала мне, что смерть Тети Пенн была, наконец-то, подтверждена через два года после ее отъезда в Осло. Я знала это. Но я не знала, что ее застрелили, когда она пыталась пересечь границу через несколько месяцев после начала войны, отчаянно стремясь вернуться к своей семье.
«Бедные сестры, — подумала я. — Обе убиты своими детьми».
Наши войны оказались очень похожими. Повсюду были снайперы, маленькие группы повстанцев, неорганизованные банды партизан, и большую часть времени нельзя было отличить Хорошего Парня от Плохого. Они тоже не могли. Взрывались автобусы, а иногда здания офисов, или почты, или школы. Бомбы находили в торговых центрах и в посылках, а иногда по необъяснимым причинам боевые действия прекращались, но затем кто-нибудь наступал на мину, и все начиналось заново. Можно спросить у тысячи людей на семи континентах, зачем все это происходило, и не получить даже двух одинаковых ответов на этот вопрос. Никто не знал наверняка, но готова поспорить, некоторые из этих слов где-нибудь, да и проскочили бы: нефть, деньги, земли, санкции, демократия. Таблоиды пестрели заголовками, ностальгирующими по старым добрым дням Второй Мировой Войны, когда враг говорил на иностранном языке, а Армия отправилась воевать куда-то в другое место.
И все же жизнь продолжалась. Хотя границы оставались закрытыми для туристов, жизнь начинала возвращаться в привычное русло после окончания Оккупации. А вскоре после этого я уехала.
К тому времени стало доподлинно известно, что Тетя Пенн не вернется домой. Осберту исполнилось 18, и так как никто не был заинтересован в усыновлении того, что осталось от его семьи, ему пришлось возложить эту обязанность на себя. Хотя, по словам Пайпер, сильно так ничего и не изменилось.
— Он переехал в прошлом году, — сказала она мне, — к своей девушке, но мы часто видим его.
Айзек, очевидно, так и остался Айзеком. Теперь он разговаривал чаще, но по большей части с животными. Он провел последние пять лет, снова выращивая стадо косматых овец. У него с Пайпер были козы, маленькое стадо коров, две верховые лошади, пони и цыплята. Их огород был огромен с нетронутым участком земли, оставленным под семена для следующего года.
Они решили полагаться только на свои силы. Это казалось самым безопасным в тот момент, к тому же они питались натуральными продуктами. В добавлении к ферме, как сказала Пайпер, люди приводили к Айзеку свой скот, страдающий как физически, так и умственно, потому что они знали, что он сможет помочь им. В те дни считалось роскошью забивать больное или опасное животное. Поэтому люди в округе добродушно называли его Знахарем.
А затем она рассказала мне про себя — как она влюбилась в Джонатана, как он учился на врача и что она сама тоже хочет быть врачом. Университеты снова открылись, но лист ожидания был таким длинным, что Пайпер думала, что, возможно, ее не примут в этом году. По тому, как она рассказывала это, я могла сказать, что это не было похоже на временную подростковую влюбленность. Разве другого
