я сделал. Подумал, что тебе, наверное, так будет удобнее, ну, вот и переложил почти все вещи по своим карманам. – дрожа выдавил Филипп, готовясь к худшему.
– Ты рылся в моём рюкзаке?
– Формально, он всё ещё мой… – Кирилл понял, в чём тут дело, и уже предположив у себя в голове исход диалога, предпринял попытку остудить приятеля, встав между парными.
– Заткнись! Для вас, возможно, это и беспорядок. Я уже запомнил место каждой вещички, а ты всё перемешал. Ну, надо же было тебе это сделать. – воскликнул призрак в крайнем раздражении. Кто-то вторгся в его личное пространство, и это грубо нарушенное правило выводило его из трудно-настраиваемого баланса. Но, пока что, всё обходилось простыми словами.
Снег вокруг конфликтующих сторон чуть ли не кипел, продолжая создавать удивительные глазу узоры из падающего вниз света горящих палочек. Чёрная краска выливалась из разбитых стеклянных колб, и, встречая на пути к грязи напоминающий яркое голубое небо осколок хаотичной волны, смешиваясь, оставляла на своём месте только что рождённый развод двух красок. Смешение чёрных деталей нового воздуха и вобравших в себя всю причудливую игру небесных картин было рождением новых капель акварельной палитры. Палитры, где каждая отдельно взятая часть превращалась во фрактал. Красивый и бесконечно уходящий куда-то назад.
Тени стали им четвёртым, пятым и шестым мёртвым грузом, аккуратно, но тяжело плетущиеся за их спинами с багажом их же удвоенных и утроенных внутренних проблем. "Было ли нам страшно?". Этих людей позади себя они не узнавали, впрочем, как и самих себя на протяжении всего того семидневного затмения, итог чего теперь куполом навис над городом. "Было тяжело". И жизни их перевернулись, как и планы. "Страшно начинать что-то сначала. Мы всю свою жизнь жили в картонных коробках у чужой тёплой батареи со всегда полной миской еду. А что теперь? Слепые котята оказались одни в холодном и тёмном поле. Чудо, что мы в силах сохранить хотя бы оставшуюся коробку. Или…". Ещё один ноющий гвоздь в руках носил имя размытой и хаотичной грубиянки. Та, что встретилась ему, наверное, по чьей-то воле. В существо их случайной встречи он до сих пор не мог поверить. Всё указывало на обратное. Неестественное.
Искажённые призмой загадочного тумана и летающих вокруг мыслей о выживании тени, оставаясь невидимыми глазу бесформенными воплощениями идей и целей, порой, создавали впечатления иррациональных сущностей, кажется, не в состоянии даже синхронизировать движения со своими создателями. "А что такое создатель? Кто решает вопрос наделения объекта душой? Человек? А если так, то кто дал ему эту душу? Человек?".
"У меня есть душа. Душа создаёт жизнь. И жизнь, в свою очередь, создаёт душу". Фрактал. Красивый и бесконечно уходящий куда-то назад. "Бесконечное множество капель туши на снегу. Синяя, чёрная, голубая. Так много". "В этот раз, счастьем было видеть тени за стенами грязных домов. Видеть свет. Видеть то, чего так в последнее время не хватает. Мне недостаёт кое-кого ещё. Очень важной фигуры". Казалось, что затяжная ночь разрушиться под как-никогда яркими лучами солнца, или хотя бы луны, после столь долгого пути. Маленькая надежда на маленькое чудо было всегда при всех в каждый момент тяжёлой апатии. Это бы изменило всё положение настоящих дел.
Крошки снега уже не сползали после поднятия ноги над лужей грязи. Они прилипали к одежде и старались утянуть в белоснежное море вечного забвения человека неготового к таким сюрпризам. Маленькие хлопья прилипали к хлопьям поменьше и объединялись в большие горки на почти неподвижных плечах. "Они нисколько не мешали, даже наоборот, привносили в этот пустой мир чего-то живого. В последнее время, я всё чаще стал задумываться о природе окружающих меня предметов. Они будто оживали, освободившись от вечно сковывающих их рамок. С чего бы вдруг?". Тоже самое происходило и с ботинками. Носки их были скрыты под белой тонкой корочкой, так и думающая свалиться после каждого необдуманного шага. "Холодные стальные пуговицы становились всё тяжелее и тяжелее. Если честно, вес их чувствовался очень хорошо. Также хорошо, как и звон от каждого лёгкого прыжка".
"Напряжение было отовсюду. Страшная гнетущая сила прессовала меня со всех сторон, разрушая любую попытку сопротивления". Две сферы вот-вот чуть ли не соприкоснулись, оставляя после тяжёлой для всех мыслящих встречи покалывающее чувство в разных частях тела, имитирующее безопасный разряд электричеством без каких-либо последствий. Звуки смешивались и производили нечто совсем новое. При повороте головы в одну из сторон, можно было отчётливо услышать лёгкий повторяющийся с определённой частотой щелчок. Снова и снова он повторялся, стоило только повернуться влево.
Расстояние между двумя каменными сферами доходило до самой критической точки, которую только можно было себе вообразить. В образовавшейся щели между сферами место для солнца стремительно заканчивалось, оставляя пыль в одиночку разбиваться об исходящие из обоих красно-синие контуры объектов. Это было красиво. Поля этих глыб от малейшего сдвига и соприкосновения с его иной версией приходили в невероятно зрелищное и завораживающее событие, сбивая с ног которое, стремительно разрасталось по всей видимой поверхности земли.
Головная боль была просто сумасшедше невыносимой. "Я видел, как моя рука расслаивалась на три таких же руки с разными цветами: синим, зелёным и красным. Иногда встречался и фиолетовый, но очень редко. Все три левые ладони то отлетали на небольшое расстояние друг от друга, то возвращались, принимая цвет и форму моей привычной кисти в перчатке. Я уже не понимал, что называть необычным. Казалось, что я на пару со своими знакомыми сами являлись необъяснимым событием в этом уже устоявшемся мире. Было жутко". Всё становилось похожим на рыбий глаз, откуда можно было разглядеть все формы кружащегося мира.
Устоявшиеся объекты отторгали свои образы, и, выбрасывая в воздух полупрозрачную светящуюся оболочку, расторгали мир с миром, находясь в состоянии не постоянного существования. Сами цвета вокруг были до тошноты кислотными. "Было плохо. Настолько, что мне даже потребовался отдых и опора, чтобы не упасть в беспамятстве от долбёжки по клавишам пианино".
Разбитая асфальтированная дорога под ногами образовывалась неспешно. "На удивление, большинство фонарных столбов по пути не упали". Спутниковые тарелки на бетонных панелях первого этажа выглядели слегка иначе, отходя от того привычного образа, что встречался в повседневности за стеной дыма. Шов между плитами был как всегда неаккуратен. Он буквально выливался из отверстий на маленькие чёрные трубы, проносящиеся над грязными пластиковыми окнами всё того же измученного первого этажа, а достигая самого низа, утекал за спрятанный от посторонних глаз куском фанеры подвал.
"Неумело сделанное граффити чёрным
