– Арч ждёт, – сказала Вилмета, заглядывая в комнату. – Готова? Всё забрала? Можешь оставить что-то на удачу... Чтобы вернуться однажды.
– Не-не, – подняла ладонь Аяна. – Пусть будет как будет. Вернусь, если судьба так распорядится.
Рыжая белоногая кобылка вывезла коляску за боковые ворота большого дома Пай. Аяна зажмурилась. Свобода. Свобода от этого договора, свобода от кира Ормана и киры Анеит. Три дня до конца сентября.
Она высунулась за занавеску, глядя на дом в жёлтой штукатурке, увитый ноктой. Два балкона женской стороны. Гелиэр! Она помахала рукой подруге, стоящей на балконе, и Мирату, который шагнул к той, обнимая, и обернулась чуть назад.
Айлери стояла там, над окнами гостиной, на балконе, прежде выходившем на две круглых клумбы дисодилий, глядя куда-то на город, на восточный перевал, невидимый с такого расстояния, наполовину отгороженная от мира чёрной кованой решёткой балкона, а ещё – витой чёрной решёткой ограды поместья. Аяна закрыла занавеску. Ладно. Айлери ещё обретёт своё счастье... Может быть. В том, что случилось, нет вины Аяны.
– Арч, а кир Конда когда вернётся?
– Да что же вы все меня задёргали, – застонал он. – Я не знаю. Я. Не. Знаю!
– Прости. Пришлёшь мне извозчика?
– Твой договор вроде закончился? – поднял он бровь.
– И?
– И. Ты у нас больше не работаешь. Ты не капойо госпожи., ни одной, ни второй. Чего это я должен ещё и по твоим вопросам крутиться?
– Да ты не больно-то и крутился, – сказала Аяна, оглядывая его. – Ты сытый и выспавшийся, а должен быть худым, как все камьеры.
– Уж тебе-то я точно ничего не должен, – нахмурился он. – Вот покоя нет от тебя! Заноза такая, а! Вот же уселась мне на шею, как репей на штанину!
– Ладно, – вздохнула Аяна. – Просто пришли мне извозчика в последний раз.
Он выгрузил её вещи у арки дома на улице Мильдет.
– Прощай! – радостно воскликнул он, запрыгивая в коляску. – Прощай!
Аяна подхватила мешок, сумку и кемандже и направилась во дворик.
– Мама!
– Доброе утро, Иллира, – сказала Аяна, подхватывая сына на руки. – Кидемта готовит?
– Да. Всё? Свобода?
– Я еду к бухте. Хочу спросить у моря, куда оно дело моего любимого.
– Возьми с собой пирог.
Небольшой экипаж шуршал колёсами по берегу кирио, везя Нелит Анвера мимо домов, которые только что проезжала в обратном направлении Аяна, и Кимат жевал пирог с сыром и соланумом, раскачивая ногой в кожаном башмаке, глядя за отодвинутую занавеску, на кипарисы, залив и далёкий склон под серым небом.
– Приехали! Пришлёшь кого-нибудь через часик?
– Ты тот катис?
– Тот, тот!
Аяна посмеивалась в фальшивые усы, спускаясь с Киматом под мышкой к бухте. Теперь и все извозчики знают её странного братца Анвера...
Галька была прохладной в набегавших волнах. Она сидела, глядя на волны, пока не затекли ноги, потом погуляла вдоль берега, пиная гальку, так, что она улетала в воду. Кимат увлечённо тыкал палкой в камешки, переворачивая их.
Аяна оглянулась на высокий берег. Никого. Кимат был занят рытьём ямок в гальке у кромки травянистого берега. Аяна решительно шагнула к валуну и скинула камзол, штаны и рубашку, оставаясь в одной сорочке. Она не купалась несколько дней, и море совершенно точно соскучилось по ней, а она – по морю.
Галечное дно охотно предоставило опору, она оттолкнулась и легла на волны, поглядывая на берег, где Кимат увлечённо строил очередную горку ядом с ямкой. Конда, Конда! Ты обещал вернуться! Где же ты?
Чайки летали в серой выси неба. Почему люди не летают? Вот бы ненадолго стать чайкой и подняться туда, вверх, и ещё выше, где леденящие потоки гоняют серые облака, размазывая их в одну сплошную жемчужную серость, и оглядеть оттуда рябую поверхность моря... Где бокастый корабль, на котором он сейчас спешит к ней? Перед глазами мелькали внезапными резкими водомерками мелкие точки, хорошо различимые на сером фоне неба, как головастики мелькают в воде затона.
Она повернулась к берегу. Кимат разрушил очередную горку, со смехом ссыпая в вырытую рядом ямку камешки.
А рядом стоял Арчелл.
Аяна дернулась, теряя равновесие на поверхности, и по уши погрузилась в воду.
Арчелл стоял и смотрел на Кимата, будто увидел вернувшуюся из долины духов душу, ондео, кийина и врэка, кружащихся в весёлом хороводе у его ног, потом, бледный, непонимающий, перевёл взгляд на Аяну.
– А... Анвер... Там кир ищет... твою сестру... – сказал он наконец, всматриваясь в неё.
– Кинь мне полотенце.
Она вышла, прикрываясь полотенцем, пытаясь не рассмеяться, пока он смятенным взглядом обшаривал её лицо, плечи и голые ноги.
– Я передам ей, что ты искал её.
– Я... не нашёл её. Иллира сказала...
– Я понял, – сказала Аяна, отжимая волосы. – Она сказала, что я в бухте. Хорошо. Ты можешь ехать. Я всё передам.
– У... У тебя... У тебя б-борода... от...тклеилась?..
Аяна резко прижала бороду одной ладонью, потом второй. Полотенце сползло, а за ним сполз с её лица взгляд Арчелла.
Ужас, невыразимый и первобытный, возник на его лице. Он вскинул глаза и с суеверным страхом смотрел, как медленно, медленно Анвер отклеивает от лица сетку со светлыми волосками, похожими на щетину больной свиньи, превращаясь на его глазах, полных страдания, непонимания и испуга, в Аяну.
– Но... – затрясся он, мелко мотая головой. – Но...
Он резко оглянулся на Кимата, потом подбежал к нему, наклоняясь, заглядывая в лицо, и Кимат с дружелюбной улыбкой поднял глаза.
– Камешки, – звонко сказал он, протягивая Арчеллу горстку мелкой гальки. – На.
Арчелл попятился, запинаясь, оглядываясь на Аяну, потом вцепился в волосы и побрёл к склону, ускорил шаг и какими-то невероятными прыжками вдруг понёсся наверх, спотыкаясь, роняя вниз осыпающиеся из-под подошв комки глинистой почвы.
– Пошёл! – раздался сверху, с дороги, тонкий истошный вопль. – Пошёл!
Аяна хихикнула, потом ещё, и снова. Перед глазами стояло лицо Арчелла, наяву увидевшего человека, в одно медленное. плавное движение меняющего пол, облик, имя... Аяна бессильно опустилась на гальку, держась за живот.
– Ох, небеса! – хохотала она, вытирая слёзы, вновь и вновь представляя его взгляд, скользнувший вниз, с бороды на облепившую тело мокрую сорочку. – Бородатая женщина... Анвер...
– Мама... – Кимат подошёл и стоял над ней, протягивая гальку. – Мама, камешки. На.
– Спасибо, милый, – простонала она. – Спасибо, дорогой мой. Иди сюда, я потискаю тебя. О, духи и великий морской зверь, клянусь обеими лунами, это было нечто!
Она отдышалась, расцеловав Кимата и стряхнув песок с его рук и со своей сорочки. Кир её ищет. Конда вернулся!
Она легко вскочила на ноги и сдёрнула мокрую сорочку, подобрала влажное полотенце, обтёрлась наспех и сунула его в сумку. Рубашка, штаны, камзол... Бороду в карман...
– А ну, Кимо, натягивай штаны... Дай-ка помогу... Пора нам ехать, милый! Давай-ка наберём с собой камешков!
Понурая серая лошадка тянула экипаж по мощёной дороге.
– Ты катис? – окликнул её извозчик. – Это за тобой прислать надо было?
– Да. Разворачивай!
Она перехватила Кимата под мышкой и оттолкнулась от ступеньки, залезая внутрь.
– Айи...
Конда стиснул её, придерживая Кимата, и прижал их к себе, жмурясь, утыкаясь носом в мокрые, солёные волосы Аяны.
– Я... Я так ждала... – прошептала она между его поцелуями. – Погоди, он тяжёлый...
Конда перехватил Кимата себе на колени.
– Это тебе, дорогой мой, – сказал он, вручая ему деревянный шар с отверстиями, в которых был виден второй шар, поменьше, с перламутровыми и серебристыми звёздами. – Айи, я хотел забрать тебя сам, но не вышло...
– Ничего. Ничего. Главное, ты вернулся.
Она чесала ладони об его отросшую щетину, а Конда довольно жмурился.
– Ты уже не капойо? Снова моя Аяна?
– Да. Как и всегда. Конда, Арчелл...
– Он пронёсся по дороге навстречу. Я думал, к нему из склепа вышел врэк, но, кажется, я понимаю, в чём дело. А ещё я от самого порта слышал нежный голосок моей драгоценности.
