спущенным колесом превращалось в твёрдую и достаточно видимую опору для исчезающего сознания. "Что это за звуки?", Филипп отдёрнул руку от отверстия в двери и сложил кусочки картины воедино. "Кто-то вернулся". Что набор ярких звуков, что сами наполненные не самыми приятными деталями помещения являлись ко всем по-разному. Мотор, даже по прибытию к АЗС, не думал затухать ни на секунду, представляя, как очень мерзко и медленно пронизывая стенки дрожащих душ по ту сторону стен, он вырывал их сердца к небу и там же зверски разделывал их над адским пламенем. Прошло, по ощущениям, две, три, четыре, пять минут, но даже после истечения такого большого количества времени, из машины никто не вышел, будто крича нам, что железо на колёсах прибыло сюда по своей собственной, честно полученной воле. Влад, в то же время, показывая заботу к спасшему его помещению, продолжал харкать кровью в унитаз, вытирая каждую случайно упавшую каплю своим собственным рукавом, узнав о госте, только через приоткрытую Филиппом дверцу туалета. "Почему он так спокоен? И кто сюда приехал?". Продолжением эмоционального состояния призрака выступал размазанный красный фрактал; одна капля крови была продолжением последующей и одновременно концом предшествующего ей первичного океана. Пятьдесят две единицы – предел, где-то он был ярче, а где-то был, сравни с туманом.
А дворники, сметающие мокрый снег с лобового стекла, всё скользили и скользили с характерным для них скрипом, что было не совсем приятным дополнением к непрекращающейся работе и не без того громкого двигателя. Казалось, что сами лампы подхватывали искорёженный темп автомобиля, делая из его устрашающей песни выход из смертельной игры. Вакуумом было накрыто всё внутреннее помещение автозаправки, что означало самую низшую позицию для всех запертых там людей, не оставляя им иного выборы как действовать в очень жутких рамках маленького замкнутого пространства с одним единственным заблокированным выходом. Обе стороны ждали друг друга первого смелого шага с последующим приветствием новых лиц, но также сильно, как и, желая увидеть иного человека, они были готовы продолжать оставаться на своих безопасных местах. Кто они? Один вопрос, доносящийся из двух разных мест.
– Не трогайте дверь, за нами следят! – прошептал Кирилл, упираясь спиной к стене. Выглядывать на улицу он даже не пытался, всё равно ничего не разглядеть, но услышать приближение он был в состоянии. Важно было создать тихую и безжизненную атмосферу для прибывшего, чтобы заполучить для себя эффект неожиданности в случае нападения. Есть шанс, хотя бы, дать отпор.
Шесть, семь, восемь минут прошло, но никто так и не появился. Нетерпение просто распирало молодого военного, чьи кулаки посинели от силы сжатия, он просто кипел, когда ничего кроме работающей машины за окном не слышал. Этим местом правит ненависть, которая для своего удовольствия творит, то, что можно уничтожить. Но что это? Оглушительная автоматная очередь разбила не только стёкла с витринами, но и, кажется, успокоившиеся мысли парней внутри. Осколки стеллажей и продуктов разлетались по всему залу, медленно превращаясь в кашу. Выстрел. Ещё одно короткое касание курка автомата полностью разворотило все стеллажи, находившиеся вблизи кассы. Стрельба прекратилась, в отличие от хрустящей плитки и выливающейся из продырявленных канистр воды. Парни вывалились на пол из уборной, и накрыв голову руками, осторожно подползали к напуганному Кириллу.
Жёсткие сапоги бродили вокруг машины, не оставляя пробелов между перезарядкой автомата, напоминали незваным гостям, что хозяин дома, и лучше бы им убраться отсюда самостоятельно. Решать нужно немедленно.
– У него шок, вообще не реагирует! – прокричал Влад, – хватай мою винтовку, живо!
– Я? Я не знаю что делать. Я боюсь. – тяжело ворочая языком Филипп снова углубился в рассмотрение образа человека по пулям на полу, не заметив своих рук на холодном прикладе ружья. Но только стоило ему моргнуть, как вся плитка вокруг окрасился стекающей с его шеи кровью. Молодой человек беспорядочно махал правой рукой, безуспешно пытаясь вернуть всю вытекающую из него кровь назад. И только пощёчина Владиславом выдернуло Филиппа из воспоминаний в реальную жизнь.
– Трус, пошёл вон! – Влад отдёрнул автомат кровавыми трясущимися руками, но встать ему не удавалось, не утихающая боль после его избиения якорем держала на полу.
– Нет, дай мне!
Подросток оттолкнул от себя призрака, схватил в свои руки оружие и, готовясь стрелять, выскочил на улицу с душераздирающими криками.
Мокрый снег стучал по лежащим на холодном асфальте осколкам окон, образуя блестящие лужи под ногами и создавая преданную забвению мелодию, дополняющуюся звоном металлических навесов.
Выйдя с автозаправки, Филипп старался всегда держать руку около кармана, боясь случайно не упасть. Хруст стекла под ботинками пронёсся громким эхом по всей голой трассе, оставив оглушающее воспоминание о недавнем падении, напомнив обо всех пережитых в тот момент эмоциях. Шмыгнув носом и поправив воротник, промокший до нитки парень, пошёл в сторону рычащего автомобиля.
Недавний эпизод с обезумевшим военным не стал чем-то облегчающим, наоборот, разделив мысли надвое, он порождал собой проскакивающее на секунду бессилие, сменяющее собой печаль и ужас перед неизвестностью. Вопросов становилось всё больше и больше, а ответы были размыты или вовсе не найдены. Размытым казался и изменившийся взгляд Филиппа на окружающий его новый мир и на вещи, что в нём теперь являются нормой. В таком же расфокусе предстала фигура загадочного человека за открытой дверью, чей силуэт, сливаясь со снегопадом, становился с ним почти единым целым. При попытке рассмотреть неизвестного, в голове возникали разные ассоциации, и первая из них, доминирующая, являлась шумом старого неработающего телевизора, преподнося выжившего как нечто загадочное и даже мистическое.
Филипп здесь не один, и он это понимал. Где-то неподалёку есть как минимум один человек, имеющий при себе огнестрельное оружие, чуть не застреливший без какой-либо жалости беззащитных детей. Стоит ли после этого продолжать идти?
Он был полностью отчаян и сломлен, в этом он видел правду и высвобождение от зла. "Я не был счастлив, вот, что я хотел этим сказать. У меня нет выбора, у меня есть только это. Больше я ни на что не гожусь. Я ненавижу себя. Никому не нужен!". Оказывается, конец пути был не таким ярким, каким его себе представлял этот мальчишка. Нет ни тепла, ни людей рядом. "Сколько бы мы не собирали вокруг себя людей, умираем мы все в одиночестве". В самопожертвовании он видел свет. Свет для себя, ведь ему больше не придётся переживать за собственную жизнь и жизнь близких, за жизни тех, кого он мог спасти и кого не спас. Полное очищение и избавление от всех
