те отрицательно замотали головами, и женщина добавила: — Подготовьте тело к сожжению на алтаре. Ала была преступником, но убийцей стать не успела, к счастью.
Я непроизвольно дернулась, когда Воила двинулась в мою сторону, и страх липкими щупальцами сковал сердце. Госпожа Бомаль злилась, но в то же время в ее глазах можно было увидеть ужас из-за произошедшего. Может быть, она не так уж и холодна к детям, раз переживает? Впрочем, как тут не переживать — если бы не вовремя подоспевший лекарь, трупов было бы больше.
— Амели де Согне, от лица дома Бомалей и от меня лично приношу свои извинения за доставленные неудобства. Я не имела права решать твою судьбу без расследования, но все же сделала это.
— Вы защищали своих детей, это нормально, — перебила я ее. Воила поджала губы и кивнула.
— Я испугалась. Эмоции — непозволительная роскошь, и я им поддалась, за это мне нет прощения.
— Все в порядке, госпожа Бомаль, я не держу на вас зла, — попыталась улыбнуться, но вышло криво. На Воилу я не злилась, но перед моими глазами все еще лежало тело горничной, и если представить, что это могла быть я…
— Рой рассказал мне, что произошло за завтраком. Ты вынесла блины, положила всем варенье и вела себя, по его словам, очень мило. Потом Мисти упала… А после у всех детей заболели животы. Обморочное зелье вызывает приступ паники, мгновенное несварение, а через полчаса — смерть. Нам повезло, что ты оказалась рядом.
Ответить ей мне было нечего, я только пожала плечами и поднялась на ноги. Неудобно как-то сидеть перед госпожой, когда она стоит.
— Я хочу предложить тебе место гувернантки, Амели. Подумай и, если ты захочешь, дай знать.
Воила на секунду отвела взгляд, увидела Алу и скривилась. А после… кивнула. Кивок означал лишь то, что госпожа Бомаль признала во мне кровь аристократов, то есть — почти равной себе, если бы она была человеком. Конечно, мы сейчас на разных социальных уровнях — человечке никогда не возвыситься в глазах дракона, но она мне кивнула! Это заметила и Эмелисса. Экономка даже плакать перестала, а когда Воила скрылась в доме, бросилась ко мне с открытым от удивления ртом.
— О чем вы говорили?
— Мне предложили стать гувернанткой, — неуверенно ответила я, до конца не осознавая, что это правда.
— О, и ты согласишься?!
— Думаю, да, — проводить время с детьми было бы куда веселее, чем слоняться по дому с утра до вечера с книгой в руках.
— Это честь, цени! Редко кому-то из камеристок удается приблизиться к детям господ.
— Почему она так ко мне относится? — спросила я, и Эмелисса ненадолго замолчала.
— Наверное, это плата за спасение детей. Ты могла видеть, какие напряженные в семье отношения, но могу тебя заверить — все не так, как кажется. Воила ведь болеет, она не способна проявлять любовь к кому бы то ни было, но это не означает, что госпожа Бомаль плохая мать… Просто драконы так устроены, такова их природа.
— Не хотелось бы мне быть драконом, — усмехнувшись, пробормотала я, а экономка хохотнула.
— Тебе и не стать, что ты!
— Эмелисса, а кто сидит в темнице? Я успела познакомиться с неким садовником, но он так и не рассказал, за что его там держат.
— Забудь про него. Джонил там сидит уже восемнадцать лет, и никто толком не знает, за что. Поговаривают, что он знает какую-то тайну господина Бомаля и хотел рассказать об этом слугам из других домов, чтобы человеческое население Лостако знало правду.
— Какую правду?
— Да чушь все это, не забивай голову!
— Мне интересно, Эмелисса.
— Он болтал, что у Грея в Лостако родилось дитя, и что это дитя, когда вырастет, сумеет наконец-то объединить наши континенты. Нет, все уже, конечно, знают, что господин Бомаль нарушил клятву верности в один из своих полетов в Лостако, но чтобы прям ребенок — такого, конечно же, не было. В любом случае, если бы у него на самом деле родился малыш, никто бы об этом не узнал, а ребенка давно бы… того. Говорю же, не забивай голову, Джонил тот еще сказочник!
Сказочник… В Лостако тоже такие есть, и мне говорили не слушать их. Но по прибытии в Дралаес я удостоверилась, что все, рассказанное ими, абсолютная правда.
— Эмелисса, а у кого хранятся ключи от всех помещений?
— У Ирхада, конечно, кроме кухни да кладовых. А что?
— Неважно, спасибо, — я улыбнулась женщине, мельком взглянула, как стражники снимают верхний пласт земли, на котором были пятна крови, и двинулась в дом.
Сожжение я пропустила, не смогла бы спокойно стоять и смотреть на это. Еще пару часов назад Ала смеялась на кухне, когда я восторженно пищала от радости из-за того, что научилась переворачивать блинчики, а теперь ее нет. Мне было не жаль девушку, но жаль ее родителей — они ведь живут где-то там и даже не знают, что их дочь погибла. Может быть, им все равно, и они уже вовсе забыли о ней, но мне вдруг стало жизненно необходимо сообщить им о смерти Алы. Понимаю, что на ее месте могла быть я, и мне бы хотелось, чтобы мои мама, папа и сестры узнали, что меня больше нет.
“Она хотела, чтобы казнили именно тебя, дура”, — твердил мне голос разума, но я отмахивалась. Ала выкрикнула “Ненавижу аристократов”, и мне бы очень хотелось знать причину этой ненависти. Возможно, тогда мне станет понятно, почему она так поступила. Правильно сказала Воила, что эмоции — это непозволительная роскошь. Я была с ней согласна — эмоции должны быть доступны лишь тем, кто способен ими управлять, а иначе они влекут за собой беду.
Я находилась в своей комнате до самого вечера и смотрела в окно на плывущие по небу облака. Пушистая белая пена на синем полотне всегда помогала мне успокоиться, а сейчас спокойствие было необходимо. К тому же на целый день меня освободили от каких-либо обязанностей, а обед и ужин готовила Эмелисса. Я же обдумывала, как бы незаметно стянуть ключи из комнаты Ирхада.
Дождалась, когда все слуги разбредутся по комнатам готовиться ко сну, а дворецкий отправится на обход дома. Я знала, что каждый
