Он вздрагивает. Вытягивается. Оглядывается по сторонам.
Все смотрят.
Он стоит тут как мальчишка, говоря о своих чувствах… мне, признаться, даже больно смотреть. Я бы не решилась.
Но и ответить я пока не готова.
Он снова набирает воздуха в грудь, делает шаг вперед.
— Я слышал… мне передали… — тихо кашлянув, он пытается улыбнуться, — что если мужчина хочет понравится тебе, он должен проявить настойчивость и красиво ухаживать. Приглашать на прогулки под луной, дарить подарки…
— Это открытие для тебя? — удивилась я.
— Айлин… — он запинается, сбивается. — Нет. Я просто… Ты не хочешь прогуляться сегодня вечером со мной? Посмотреть на звезды?
— Какие звезды, Нэт? Там такие тучи, что солнца третий день не видно. И ветер с моря просто ледяной.
— Мы найдем тебе теплый плащ, — он пытается улыбаться изо всех сил, так, что губы сводит. — А звезды… не беда, я расскажу тебе, где они должны быть.
Он стоит так… и все смотрят. Тихо, затаив дыхание смотрят, не каждый день такое представление можно увидать. Где-то сбоку хихикает племянница Фергюса, но Нэт смотрит только на меня.
— Ты сошел с ума? — говорю я.
И все внутри вдруг сжимается.
Он качает головой.
— Не хочешь на звезды смотреть, пойдем просто прогуляемся к морю…
У него подбородок чуть подрагивает от волнения. Все это не игра. Ему действительно это очень важно сейчас.
— Там холодный ветер, Нэт.
— Хорошо, — я вижу, как у него пальцы в кулак сжимаются, и раздуваются ноздри, но он упрямо улыбается все равно. — Тогда, хочешь, посидим у камина я и буду петь тебе песни под лютню?
— Ты не умеешь играть.
— Я буду петь, — говорит он. Словно последний бой, и он стоит насмерть. Уши у него горят.
— Хорошо, — почти сдаюсь я. — Если хочешь, спой для всех нас, после ужина.
Он кивает.
— У меня есть кое-что для тебя. Ты ведь хотела подарков?
Боже мой! Это Турун рассказала ему то, что я говорила Гордану?
Нэт лезет в карман, достает что-то маленькое, завернутое в платок. Осторожно. Смотрит на меня… И, видимо, улавливая интерес в моих глазах улыбается иначе, чуть менее напряженно.
— Если пытаться доказать любовь и внимание, — говорит он, — то ведь просто купить случайную вещь или даже заказать у ювелира — это не то. Без души. Поэтому я решил сделать сам.
Он разворачивает, показывает мне. Это маленький гребешок… Птичка?
И чтобы отдать, Нэт обходит стол, подходит ко мне. Я тоже поднимаюсь ему навстречу, что уж…
— Вот, — говорит он. — Это слоновая кость. Ты даже не представляешь, сколько я этой кости перепортил, пока хоть что-то сделал.
Я смотрю… сделано, конечно, чуть грубовато, не очень умело, но аккуратно и очень старательно. Так мило.
— Птичка… — говорю я.
— Птичка, — соглашается он. — Ты хотела свободы? Крылья… Поэтому птичка. Но, может быть, птичке нужно свое гнездо? Дом, где ее любят… Пустить корни…
Он осторожно закалывает гребешок мне в прическу, руки у него дрожат.
— У птичек нет корней, — я смотрю ему в глаза.
Сукин ты сын! Где ты раньше был со всем этим?
— Айлин… Я понимаю, что говорю сейчас страшную дурь, но я… Я целую речь приготовил, и все забыл. Прости… Я просто хотел порадовать тебя. Сделать что-то для тебя… Подожди. Это еще не все. Я потом подумал, что все-таки герцог, а не сапожник какой-нибудь, и самодельным гребешком не отделаться.
Из другого кармана он достает атласный мешочек. А из мешочка — колье с сапфирами. И сапфиры во-от такой величины! Да за это шикарный дом в Кетнахе можно отстроить!
— Еще вот, — говорит он. — Сапфиры тебе всегда нравились.
Тяжелые, чуть вытянутые, словно капли.
— Ты с ума сошел?
Он качает головой.
Потом подходит сзади и застегивает колье у меня на шее.
Все смотрят на него, но он теперь смотрит только на меня. И улыбается так открыто и смело, как человек, которому больше нечего терять. Подарки отдал, петь договорился.
— Я готов подарить тебе все, — говорит он. — Отдать тебе все, что у меня есть. Но ведь все мое и так — твое, ты моя жена и имеешь на это право. Подарки — это не главное. Я готов сделать для тебя все, что захочешь. Когда ты уехала, я понял, что больше не могу без тебя. Я люблю тебя. Я всегда любил, но, наверно, не находил в себе сил признаться, боялся, что ты не захочешь, что откажешься… что я неприятен тебе, и нужно совсем другое. Что тебе лучше без меня. Но ведь нельзя бегать от самого себя вечно. Турун права. Я сам вечно бегал от тебя. Больше не буду. Я устал бегать. И уже, наверно, ничего не изменит — нужен ли я тебе или нет, чувствуешь ли ты хоть что-нибудь ко мне… Но я все равно хочу сказать, что мне никто кроме тебя не нужен.
Он стоит, смотрит мне в глаза.
Мне даже представить страшно, чего ему стоило решиться на вот это вот все.
Хочется что-то ответить… и слезы на глаза наворачиваются.
И все смотрят. А я не могу плакать при всех.
Я беру его за руку.
— Пойдем… выйдем, ладно? — говорю шепотом. — Пойдем, погуляем под звездами и поговорим.
Глава 28. О прогулках без звезд и песнях без музыки
Потом я плакала у него на плече.
— Где же ты был раньше? — спрашивала я.
Он улыбался, обнимал меня, гладил по волосам, прижимался своим колючим подбородком к моему виску.
— Дурак был, — говорил он тихо. — Сам не понимал. А понял только, когда оказалось — либо сейчас, либо уже никогда. Поздно будет. А так, чтобы никогда — я не хочу. Не смогу… и без тебя все остальное теряет смысл. Нет… я, наверно, могу, но хочу больше. И если я хочу вернуть тебя, мне надо что-то делать… ты знаешь…
Он вздохнул судорожно, переводя дыхание. И я еще крепче обняла его в ответ.
Дурак — да, ой, дурак… но я уже давно привязалась к нему, и не хочу его терять. Мне хорошо сейчас.
— Я тоже тебя люблю, Нэт. Очень люблю. Не знаю, как это вышло…
Я сама, наверно, только сейчас осознала это, только сейчас поверила.
Или только сейчас в него влюбилась. Что-то изменилось во мне, когда он стоял там, перед всеми. Увидела, насколько сильно ему нужна, и на что он готов ради меня.
Меня немного мучила совесть, что заставила говорить при всех. Но если бы не это, я бы не поверила в него так сильно.
Не перестала бы сомневаться… может быть. Скажи он это тихо наедине, я не увидела бы, насколько важно для него.
Теперь вижу. Верю ему. И ни о чем не жалею.
Какая любовь без доверия?
Удивительно вот так влюбиться в человека, которого знаешь едва ли не четверть века.
Он гладит меня по волосам, пальцы у него жесткие… зеленые глаза…
— Знаешь, я тут смотрел на Кита, — говорит он. — На то, что Кит делает, как он точно знает, чего хочет, и не собирается отступать. Ему Джон сначала все обещал, от радости, что его спасли, потом как-то постепенно обещать перестал, начал уходить от этой темы. И тут Кит взялся сам. Я понимаю, что там Майрет еще, но Кит скоро все под себя подгребет. Он со всем дружбу завел, все связи наладил… Чтобы быть с Майрет, не ради этой власти даже. И я смотрю и думаю — вот я старый дурак… И что сделал я? А когда от Фергюса письмо пришло, он писал, что ты хочешь подписать развод, то понял, что либо бегу к тебе прямо сейчас, либо будет поздно.
И прибежал.
И вот это вот все устроил. Охотник, чтоб его! Добычу догнал и победил.
И потащил гулять под звездами.
Страшно довольный собой.
Конечно, далеко гулять мы не пошли, действительно холодно и скоро зима, ветер с моря. Посидели немного в беседке у стены, укрывшись теплым плащом, одним на двоих. Какие уж там звезды? Но сидеть рядом с ним было все равно хорошо, тепло и уютно.
Сейчас я смотрю на него, и не могу больше ни на что обижаться и сердится. Все есть, как есть… Мне нравится.
Он обнимает меня.
А потом еще он пытался петь мне песни, очевидно, чтоб добить окончательно. Притом, что певец из него, прямо скажем, неважный. И все же, он честно старался. Я тихо хихикала…
