И Рэндан терялся, не мог найти выход — ему так хотелось что-то сделать для неё, так хотелось забрать всё это больное прошлое, стереть шрамы хотя бы те, что были в душе. Он никогда раньше такого не чувствовал, поэтому действовал на инстинктах, которые в обычной жизни не подводили.
Но праздник — это было чем-то вроде всплеска его собственного эгоизма. Ему хотелось побыть с ней открыто, не прячась по сенникам, зимним садам, кладовым, полям, комнатам, не оборачиваясь, не прислушиваясь — просто стоять рядом, иметь возможность просто говорить.
Эйва понемногу успокоилась, напряжение, что было у неё внутри постепенно отступило и она смогла отпустить свой страх, смогла общаться с окружающими, но Рэндан всё равно был наготове, чтобы вытянуть её отсюда, если понадобиться. Для него сейчас имела значение только Эйва и ответственность за то, что попросил побыть с ним, переступая через её страх и неприязнь.
Он подошёл к Бэлту, который выглядел побитым и потерянным, сидел хмурясь, сам в себе, будто на похоронах. Уколов друг друга по-товарищески, посмеялись и того немного отпустило.
Рэндан уважал его, потому что Бэлт был хорошим командиром, внимательным к людям и их нуждам, не был самодуром и слышал даже самых простых солдат, принимал их разумные идеи и доводы, пользовался этими знаниями. А сейчас стал другом, товарищем, на которого всегда можно положиться, они были крепко связаны между собой и очень друг друга ценили.
— Эйва? — крикнула Яци и Рэндан сразу оторвался от разговора с Бэлтом. Нашёл в толпе повариху, которая стояла вместе с Юллин, ещё девочкой из слуг, а так же почему-то хмурой Янрой. С ними, к Рэндану спиной, стоял мужчина из города, низкорослый, худощавый, но видно, что крепкий. — Эй, ты же тоже в театре королевском работала?
Рэндан нашёл глазами Эйву. Она говорила с кем-то из домашних, отозвалась поварихе, но Яци не видела её, всё ещё искала взглядом.
— Это кто с ними? — спросил Рэндан у Бэлта, потому что тот был более общительным, чаще был в городе по поручениям вдовствующей графини, и знал много кого из Хиита.
— Ты про мужика, что с ними стоит?
— Угу.
— Ревнуешь? — ухмыльнулся приятель.
— Бэлт, — мотнул он головой, оставаясь спокойными и серьёзным.
— Он тоже не местный. Год или два здесь. С владельцем гостиницы дело состряпал — пиво варит, — и Бэлт кивнул на свою кружку. — А Эйва правда в театре работала?
— Да, — кивнул Рэндан и снова стал искать глазами горничную. Но на этот раз не нашёл.
Он напрягся, оттолкнулся от изгороди — потерять Эйву было немыслимо, потому что она тут была сейчас кажется самой яркой женщиной с этим своим водопадом рыжих волос… но её не было.
Рэндан как можно спокойнее обошёл вдоль изгороди, встал там, где она стояла, когда он видел её в последний раз. Отсюда он прекрасно видел Яци, остальных и этого “пивовара”, улыбающегося сейчас Юллин.
Порой Рэндан встречал людей, которые напрягали, у него было словно чутьё на людей с гнилью внутри, он видел их насквозь, никогда не ошибался и сам был порой тому не рад. И этот мужчина был как раз из таких…
Холод сковал внутренности Рэндана, потому что тревога не отпускала, взялась ледяными пальцами за шею, начала хватать за руки.
Он резонно решил, что если что-то случилось, то Эйва должна была отправиться в дом, потому что захотелось бы спрятаться. Рэндан отправился в сторону хода для слуг — в кухне не нашёл, в других подсобных помещениях тоже, осторожно поднялся наверх, в часть дома, где спали слуги, и куда они с Бэлтом не ходили, но и там женщины не было.
Кажется ещё немного и он начнёт задыхаться — Рэндан застыл на лестнице, напротив выхода в хозяйскую часть дома. Конечно он понимал головой, что нет ничего у Эйвы и герцога, но червяк-то уже изгрыз его изнутри, как он его не давил, а ревностью всё равно захлёбывался — может она ушла с Вероном Шелраном?
Зажмурившись до кругов перед глазами, мужчина мотнул головой и спустился вниз. Вспомнив, что с поля можно было зайти в дом ещё через конюшни, он вышел через зимний сад и в самом дальнем углу нашёл Эйву.
Рэндан не знал, что его можно испугать так сильно, не отступал на поле боя, был стойким перед лицом пыток, иной опасности и даже смерти, а сейчас видел её, сидящую в углу, обнимающую свои колени, с волосами скрывающими лицо, маленькую, словно ребёнок — и стало до умопомрачения страшно.
— Эйва, — прошептал он, двинувшись к ней, боясь спугнуть, словно она загнанный в угол зверёк. — Лисичка…
На глаза навернулись слёзы, Рэндан проморгался, осторожно дошёл и сел перед ней на колени.
— Эйва, — позвал он снова, протянул руку, положил на голову. Она вскинулась бледная, как полотно, глаза совершенно безумные, кажется попыталась отшатнуться, но за ней был угол и деться ей было некуда.
Она издавала совершенно отчаянный звук, словно всхлипнула, пытаясь взвыть и Рэндан поймал её.
— Эйва, это я, это Рэндан… Эйва, — и, почувствовав его, она сначала сжалась, потом встретилась с ним взглядом, а в следующее мгновение вцепилась с такой силой, словно он был единственным её спасением. — Лисичка моя, тише, тише! Тшшш…
Эйва разрыдалась, завывая в него, а он погладил её шею и увидел кровавые следы царапин поперёк шрама.
Осознание было таким яростным, если, пока искал, он откидывал причины её бегства, откидывал мысли, цепляясь даже за глупую ревность полную зависти к герцогу, то теперь задохнулся, словно его ударили под дых и вышибли одним ударом весь дух.
И да, Эйва была сейчас единственным, что было важно, что удерживало Рэндана в себе. За неё цеплялся разум, тонущий в бешенстве и всё разрушающем гневе, почти ощутимого во рту вкуса крови, тяги не просто к убийству, а уничтожению. Рэндан сам прижал её к себе, потому что нельзя было сейчас сорваться, какой бы праведной не была ярость, но надо было быть здесь, с ней.
— Тише, девочка моя, я с тобой, я здесь. Тебя никто не обидит, я не дам тебя обидеть, слышишь? Лисичка моя, рыжик мой. Я сотру любого… слышишь, он тебе ничего не сделает, я тебе обещаю, Эйва… — и хотелось взвыть вместе с ней.
Он обернулся, потому что надо было уйти отсюда, чтобы никто их не нашёл.
— Эйва, пойдём, иди ко мне, — он поднял её на руки, она держалась за его шею и кажется уже была в беспамятстве от паники и истерики.
Рэндан прошёл с ней в ту часть дома, где была их с Бэлтом комната, прямо так с Эйвой на руках забрался на кровать, потому что, если отпустит её, пропадёт, да и она, было чувство, что тоже сломается.
Сидя так, он слегка укачивал её и сам кажется впал в сонное беспамятство, из которого его вытянул Бэлт, осторожно заглядывающий в комнату.
— Что случилось? — прошептал товарищ, сразу поняв, что что-то не так.
За окном было уже темно. Рэндан слегка пошевелился, тело затекло, но беспокоить Эйву было страшно, однако она не проснулась.
— Там все разошлись? — спросил он тихо, через силу.
— Почти, — кивнул Бэлт. — Кто-то ещё палит костры.
— Поспишь в сеннике?
— Я под дверью её милости госпожи Нииллы посплю. А то герцог на кострах ещё, а Янра ушла с Сэмэлом. День был бурным, она может плохо спать.
Рэндан кивнул, ему было жаль вдовствующую графиню — она была приятной и видно, что доброго характера женщиной, а жизнь так жестоко с ней обошлась. А Бэлт — было что-то, но Рэндан не лез.
— Не скажешь, что случилась? — спросил, хмурясь, Бэлт.
— Пивовар.
— Что?
— Это он Эйву исполосовал.
— Он содержатель в прошлом? — уточнил Бэлт, снова возвращаясь к мнению, что Эйва в прошлом продажная женщина.
Рэндана передёрнуло гневом. Он глянул на Бэлта и тот, зная друга, тут же повёл головой и примирительно поднял руки.
— Не была она… — и Рэндан даже выговорить слово это не мог, применяя к Эйве. — У неё этих шрамов… её в детстве изувечили.
— Он не один?
— На шее, на груди, на бедрах изнутри два. Изрезал её и…
И этого он тоже сказать не мог, словно обрекал её на этот кошмар снова, проходя его вместе с ней.
