Мантикорчики и церберок энергично принюхиваются… и наш Боровичок выдаёт радостное:
— На-ши! Наши! Мряу?
И тут же из кустов выкатывается целая лавина, меховая, хвостатая, крылатая, радостно вопящая, чирикающая, лающая на все голоса, и лезущая обниматься с новеньким. Который до того растерялся, что даёт увлечь себя в настоящий хоровод и утащить куда-то в чащобу. Судя по направлению — к детской площадке.
Сфинга, заметно оттаяв, одаряет нас белозубой улыбкой.
— Прошу извинить. Надо присмотреть. Благодарим за помощь!
Она мстительно щёлкает кисточкой хвоста по клетке, шипит что-то на неизвестном языке… и успокаивается. Снова поворачивается к нам.
— Ждём в гости! Рады! Всегда! — Засмеявшись, добавляет, словно поясняя: — На-ши! Свои!
И мчится вслед за детёнышами, только крылья трепещут.
Озадаченно гляжу ей вслед:
— Мы приняты?
Горгона мягко улыбается.
— Ты — двуликая, человек и зверь. Твой мужчина вообще многоликий. Для детей, от рождения наделённых несколькими сущностями, вы свои. К тому же вы спасли их любимого Наставника и одолели зло. Вы желанные гости и друзья. Не покидайте нас.
Ксюша и Дюша растроганно вздыхают. И одновременно встряхиваются:
— А как же мы?
— А мы?
— Мы тоже спешили!
— Мы тоже спасали!
— Мы многому научим!
— И многое покажем!
— И научим защищаться!
— И ходить по Граням!
Горгона улыбается:
— Милости просим, новые Наставницы! Но ведь у вас наверняка есть и свои обязательства перед кем-то ещё?
— У нас дом, прекрасный дом под присмотром! — жужжат девочки-пчёлки.
— И новая хозяйка, добрая-предобрая!
— Но её пригласили учиться в магический колледж!
— И это на три года, до-олгих-предолгих года!
— А нам так скучно одним, и грустно!
— Нам хочется быть полезными! Мы без этого пропадём!
— А нужнее всего мы тем…
И завершаю хором:
— … у кого лапки! Вот! Вот как мы умеем!
И, по своему обыкновению зависнув в воздухе, одновременно хлопают в ладоши. На двоих — четыре пары ручек, так что аплодисменты выходят звонкие и оглушительные. По поляне словно вихрь проносится. Отряхивается и встаёт в полный рост примятая и притоптанная трава, испаряются подсыхающие лужицы крови. Покряхтев, выпрямляют и сращивают ветви деревья, пострадавшие от падения грифона. Рассортировывается по кучкам валяющийся бесхозно валежник. И даже клочья моей многострадальной одежды и обуви живёхонько собираются в целые вещички. А рюкзачок, очищенный от налипших хвоинок, шлёпается рядом со мной, едва не придавив клетку с пленным зверем.
Горгона округляет глазищи.
— О!
И, справившись с изумлением, добавляет:
— Бытовая магия высшего порядка! Как же нам её не хватало в походах и казармах! Знаете что, мои новые друзья? Я сама с удовольствием у вас поучусь!
Пчёлки переглядываются и радостно шлёпают друг дружку по ладоням. «Йес!» — завопили бы у нас сейчас.
Трогательную сцену прерывает Аркадий, шагнувший из портала.
И выходит он не один. Вместе с ним — двое из ларца… ох, простите, два боевых мага, судя по специфичной ауре: магической защите высшего порядка. Аркаша кивает на клетку.
— Забирайте, ребятушки. И сразу тащите в ваш изолятор. А мы пока продумаем, как организовать допрос. Надо же его сперва в должный вид привести.
Наморщив лоб, отслеживает, как один из помощников заключает клетку в прозрачный кокон. Всматривается в неподвижного хорька и обрывает сам себя:
— А ведь в человека-то он уже не того… не сможет. Не допросишь… Ну, Ваня, ну, молодец! Что ж, запросим у Акары хорошего менталиста, он нам всё и считает. Тогда, пожалуй, паралич с этой сволочи снимать ни к чему. Чем дольше в звере, тем слабее человеческая память, так что пущай он пока так полежит, в отключке. Упаковали? Отлично. Дальше с ним Совет разбираться будет.
Глава 18
…А потом наваливается странная апатия.
Писк и визг детенышей, резвящихся неподалёку, уже не привлекают. В иное время я, может быть, увязалась вслед за весёлой разнопёстрой компанией, похитившей от нас Боровичка, перезнакомилась бы со всеми, потискала бы, кого можно. Но прямо сейчас не могу заставить себя встать. Резвятся себе малыши и резвятся. Без меня, пожалуйста. И хор-рёк этот гадский на то и хорёк… тьфу, на то и мерзавец, чтобы, в конце концов, быть наказанным самой судьбой, торжествовать и произносить пафосные речи я не собираюсь. Достаточно, что и его, наконец, долбанула по кумполу Карма, пусть не та самая, что пометила женщин из семейства Иглесиас, но какая разница? Главное, что каждому досталось по делам его. Нет у меня больше эмоций, ни положительных, ни отрицательных, а будить не вижу их смысла.
Прикрыв глаза, пытаюсь улечься на ствол поваленного дерева, служащего мне до сей минуты скамьёй. Ничего, оно достаточно толстое, мне места хватит… В ответ на обеспокоенный оклик Маги бормочу лишь:
— Что-то я устала. Простите, я тут немного… отдохну.
— Откат в чистом виде, — слышу голос Аркаши. — Ну, ты подумай, как её сморило! Ничего страшного, поспит сутки-другие и встанет бодрячком. У неё вообще хороший механизм восстановления: все стрессы гасит сном. Помочь, Мага?
— Спасибо, я справлюсь.
Нахлынувшее отупение чувств не приглушает удовольствия от того, что меня берут на руки. Я даже успеваю вяленько обхватить своего ненаглядного за шею. Приятно, да. Взрослому человеку редко выпадает шанс попроситься «на ручки», к тому же в силу объективных причин мужчинам удача в этом деле не светит, всё больше молоденьким девушкам. Вот и мне немного перепало.
Лёгкое потрескивание и шорох в воздухе, как при открытии портала…
Мягкая постель, вожделенная, долгожданная, и подушка под щёку, подушка…
— Книга! — успеваю пробормотать перед тем, как окончательно отключиться. — В рюкзаке! Подарить малышам. Пжалст…
Слышу в ответ:
— Я понял, милая. Отдыхай.
Всё. Теперь можно и вырубиться.
…И кто меня просил мечтать когда-то о сладком сне без сновидений? Таком, чтобы провалиться в него — и очнуться не раньше, чем через сутки, с осознанием отдыха и блаженной пустоты, ничем не тяготящей? Пустота оказывается серой, тягучей, давящей безразличием ко всему, в том числе и ко мне, как составной части «всего». И настолько въедливой, что, проснувшись, я продолжаю нести в себе это равнодушие, пропитавшись им от маковки до пяток. Ни заботы и внимание Маги, ни хлопоты невесть откуда взявшихся дочек не могут вывести меня из нездорового транса. Умом-то я всё понимаю, а вот вынырнуть из этого состояния не могу. Какое там, мне даже из постели вылезать неохота! Так и лежу себе в комнатушке на чердаке, иногда в полудрёме, иногда рассеянным взглядом исследуя дощатый потолок…
Впрочем, мимоходом, опустив веки, приветствую Аркашу. Тот появляется в поле зрения ненадолго, изучает меня взглядом, чтобы бросить обеспокоенному Маге:
— Ничего страшного. Чем крупнее зверь при первом обороте, тем большая встряска для организма. А тут ещё этот переросток напасть пытался… Сплошные нервы. Пусть отдыхает до утра.
— А потом? — напористо спрашивает тот.
— А потом мы закинем ей какую-нибудь приманку и вытащим из этого состояния. Впрочем, может и не понадобиться, Ваня сильная, сама справится. И не дёргайся так, почти все через это проходят. Забыл?
К моему великому облегчению, они уходят, оставляя меня в покое, в тишине и в одиночестве, за что я безмерно благодарна. Немного тревожит одно: впереди — очередная ночь, и коротать её, созерцая унылую серую хмарь, больше не хочется. Не нравится мне это Нечто или Ничто, слишком уж затягивает. Как трясина.
Именно этот, в общем-то, иррациональный страх оказывается первым шажком на волю из того кокона, в который я сама себя упаковала. В конце концов, обережница я или где? А обережницы хоть терпеливы и хорошо воспитаны, но вертеть собой никому не позволяют. Даром, что ли, Тим-Тим потратил на моё обучение время и силы? Поэтому, не дожидаясь тягомотных видений, вспомнив его науку, делаю над собой усилие…
