Вечером мы покинули столицу. Артур и его люди сопровождали. Магия Иланы больше не проявлялась, но она все еще боялась всего на свете, вздрагивая каждый раз, заслышав ночные звуки природы, местных хищников, морийских ветров, далеких раскатов пустого грома, воющих где-то в глубине и пробирающих до самых костей. Вот тебе и наследница. Трясется от каждого шороха. Может, в своем одиноком путешествии она потеряла чуточку больше, чем уверенность в себе?
На границе мы встретили первых безликих. И первый бой мятежников. Эйнар присоединился. Действовал четко и методично, как умели анвары. Я бы тоже не прочь дать потанцевать своему атами, но Илана так вцепилась в руку, что оставила кровавые полосы на коже. Больно. Но терпимо.
Чем дальше мы продвигались, тем больше встречали патрулей. Тем больше стычек. Тем больше шума и подозрений. А это не хорошо.
Эйнар предложил разделиться. Увести след на восток и затеряться за границей, а мы втроем пойдем дальше. Вглубь. Мятежники согласились.
На третью ночь, когда Илана заснула, Эйнар решил заговорить:
— Ты уверена в ней?
— Ты не первый, кто задает мне этот вопрос. Но я и сама не знаю. Иногда кажется, что она совсем ребенок. Глупый и несмышленый. И так похожий на меня. Той, кем была когда-то.
— Может, внешне, — не согласился он, — Но она слабая. Словно желе. Совсем нет стержня.
— Не знаю, что тебе ответить на это. Она искренне верит, что является наследницей, а я не стану переубеждать. Ей пришлось многое пережить. Смерть родителей, предательство, это скитание по стране, плен у ведьм.
— И ты винишь себя?
— Я отпустила.
— Она не ребенок. И если хочет быть королевой, тогда должна научиться защищаться, и не только. А здесь и сейчас она ничто. Мятежникам нужен тот, кто поведет их за собой, а не эта бледная, никчемная моль.
— Значит, она станет такой.
— Твоя опека только вредит.
— И что ты предлагаешь? Бросить ее здесь?
— Ты слишком привязалась к ней. Слишком беспокоишься. Материнский инстинкт проснулся?
— Заткнись, — беззлобно отмахнулась я.
Он прав. Во всем.
— Когда мы доберемся до повстанцев, ты оставишь ее. От физической расправы они защитят, но она должна будет сама понять и себя, и свои возможности.
— Это как бросить слепого котенка в озеро и гадать, выплывет или нет. Жестоко.
— Нет. Рационально.
Он говорил, а я сама понимала справедливость его слов. Сама о том же думала и не раз. Решено. Я сделаю так, как хочет Эйнар. Займусь своими личными делами. Поговорю с Максом, чтобы убрал Азраэля подальше. Я чувствовала где-то внутри на уровне интуиции, что наш спор еще не закончен. Он готовит что-то. Подлянку. Надеюсь только, она не станет фатальной для нас всех.
— Эйнар, а ты побратим?
— Твой дружок сказал?
— Нет. Просто я вижу это сейчас. У тебя даже запах особый. И это слово: «преяр»…
— Да. Моя мама была побратимом. Отец, как ты знаешь, нет. А у таких пар со стопроцентной гарантией появляются именно такие дети.
— А у двух побратимов?
— Это редкость. Знаешь, я много читал об этом в свое время. Побратимы находят своих ли-ин, но исключительно среди других рас. Это своеобразная защита природы, разбавление крови свежим притоком. Это правильно. Мы с тобой дети природы. Можем слышать ее, лечить, помогать. И она тоже не оставляет своих детей в беде. Если соединяются два побратима, то их плод либо наделен огромной силой, либо пустой. Ничто.
— Ты так и не встретил своего халфа?
— Нет. Я ничего не чувствую. Но нас много таких. Не замечала?
— В Адеоне?
— Да. Наши народы были слишком сильно переплетены.
— Погоди. Но Гвинерва тоже была побратимом, а Рейвен нет. Как так?
— Она была пустой. Побратим, дочь двух побратимов. Без силы, без власти, пустышка. Вся ее сила отразилась в сыне.
— А ты бы хотел встретить его?
— Не знаю. Я привык быть таким. Это дает постоянство и спокойствие. Просто вижу, как бесится мой брат.
— Азраэль?
— Да. Мы никогда не ладили. Всегда соперничали за внимание Рейвена. Особых чувств я к нему не испытываю, но мне страшно смотреть, как он буквально сгорает, не в силах соединиться со своим халфом. Это изощренная, жестокая пытка. Иногда я вижу, как много в нем таится этой боли, что тихо радуюсь, что «преяр», как многие говорят.
Я не хотела слушать об этом. Понимала и пропускала через себя каждое слово, которое отдавалось острой болью где-то в районе грудины. Поэтому встала, прошлась по контуру круга, вгляделась в темноту и с удивлением обнаружила, что мы окружены, а в сердце мне целится острый наконечник стрелы арбалета.
Зак обнаружил его. Там, где меньше всего мог ожидать. Времени почти не осталось. А он так надеялся, что Лестар снимет приказ, когда Мила вернется. Не снял. Наоборот, ускорил. Асир вызвался помочь. Но не хватало только одного, Аена. Слезы передали вместе с запиской от Ауры. Она только просила, чтобы он был осторожен. И хотел бы пожелать ей того же. Яр был в Моравии. И Зак прекрасно понимал, почему он здесь. Не может уйти. Он сам всегда возвращается туда, где его сердце. Поэтому, обнаружив друга, которого намеревался предать, не стал задавать вопросов, а просто уселся рядом.
— Как дела?
— Плохой вопрос, — отозвался он.
— Не сомневаюсь.
— Ты просто так здесь оказался? Случайность?
— Скорее закономерность. Я тебя искал, вообще-то.
— Зачем?
— Чтобы тебя убить, — отозвался Зак, вызвав легкий намек удивления на суровом лице.
— Хм. И с чего бы я удостоился такой чести?
— Не догадываешься? Ты ему поперек горла стоишь. И он хочет избавиться моими руками.
— И чего ты ждешь? Думаешь, сопротивляться стану? Нет. Даже помогу тебе в этом.
— Дурак. О себе не думаешь, так о Аене подумай, о Рокси, о Киаре. О ней.
— Она потеряна.
— Пусть так. Но этот чертов король когда-нибудь убьет в ней все то, что она чувствует к нему. И тогда ей понадобится друг.
— Ты сам-то в это веришь?
— Нет. Но тебе верить никто не запрещает. Если так легче будет. В мире еще много тех, кто желает нам зла. В том числе и ей. Сосредоточься на этом. И перестань жалеть себя.
— Хорошо. Я понял. Так что там за проблема с моим убийством?
— Он связал меня заклинанием подчинения. Неудобное заклятье, не выполнить которое невозможно, — скривился Зак и потянул за шею цепочку, почти незаметную, но обжигающую шею. А еще затягивающуюся все туже каждый день. Тут выбирать не приходится. Кто-то из них должен умереть.
— И чем я могу помочь?
— Все просто. Мы находим Аена, я тебя убиваю, только прежде ты выпиваешь это.