ждёт, понимаешь? Счастлива и в безопасности… Вдруг, всё это бесполезно? – голос Филиппа снова был безжизненным.
– Не обесценивай свой прошлый труд, парень, только благодаря ему ты сейчас жив, здоров и достигаешь своей цели. Нам свойственно совершать порой очень глупые и неправильные решения в угоду любви, ведь, только это у нас и остаётся. Всё будет хорошо, ты только сильно головой-то не крути, мы уже у входа.
– Просто, она единственное, что заставляет меня подставляться под пули…
– Уверен, ты ей больше нравишься, когда этого не делаешь. Мне уж тем-более. – подбодрил Кирилл, остановившись у протоптанной дороги, – хорошо, боец, теперь притворись бессознательным, пост близко.
Зажёванная внутрь кассетная лента оказалось выдернутой, смотанной и запутанной. Брошенной на всеми забытую самую высокую пыльную полку подальше от всего остального в этой комнате. Пережёванное и смятое воспоминание стало никому не нужным.
"По правде сказать, я немного подводил Кирилла, разглядывая разные материалы стен военной базы, думал, что они мне что-нибудь подскажут, но… Ничего. Только вид изорванных белых костюмов химзащиты с разбитыми обзорными стёклами, вспаханная почва под ними и пустые пробирки всё там же".
– Извините, мне сказали, что отсюда возможно пройти к месту дезинфекции, всё верно? Тут у меня мальчик, ему несколько нездоровится.
– Что-то серьёзное?
– Укачало бедного в машине, совсем ослаб.
– Фамилия?
"Опа, попадос! Чем дольше он будет молчать, тем больше подозрений к себе вызовет, нужно решать здесь и сейчас, немедля".
– Фамилия?
– Фамилия!
– Киря! – сказал кто-то за спиной.
Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него.
– Что?
– Вот ты где. Как блоха: скачет туда-сюда, только поспевай за ним. И сам машину разгрузит и в одиночку на руках товарища понесёт.
– Трофим Андреевич? В смысле, капитан… Столько времени прошло. – сидящий за шлагбаумом парень прям опешил, схватив в руки свою фуражку.
– Да тут разве поймёшь, друг мой, часов нет, солнца со звёздами тоже. Вот, как управились – пулей сюда, да, рядовой?
– Так точно… Товарищ капитан… – злобно сказал Кирилл.
– Ну, чего стоишь? Устал, небось, проходи, а в журнальчике я за нас обоих распишусь.
Шлагбаум за ними закрылся, а капитан шёл позади них, выдерживая приличное расстояние.
– Что это было? – не поднимая головы и не открывая глаз, спросил Филипп.
– Без понятия, но что-то очень нехорошее…
Разве, упав, не встают и, совратившись с дороги, не возвращаются?
Мы идём, снова идём за нами преследуя нас. Жара протекающей внутри себя крови пробуждается разными воспоминаниями и присущим им уникальными масляными мазками на этих далеко не чистых холстах, закипая, приводит давно заледеневшие чувства к другим людям в устойчивый сохраняющийся на время порядок. Неужто, снова душ? Богоубийство, что за стенами случилось, более не трогало девушку. Даже, несмело.
Что был дом? Комфорт по возвращению в постель даже в самый поздний общепринятый час, следующий за повторением мрака? А может быть, человек, чья рука сейчас касается её?
Два человека были, но были они разные. Одна, недоговаривая, свет к себе не подпускала, оголяя синее сердце. Другая от незнания, ложью светилась, не видела рёбер своих, и тень бьющегося сердца казалась ей алой. Круги, что за их головами стояли всю суть творящихся дел, выставляя наружу, просвечивали череп, превращая в оранжевый набросок. И линии проводили они, обжигались, но стояли не торопясь.
Собрание разного мусора, что за кроватью её, стало препятствовать хождению невыносимых мыслей, вдруг, покинувшие покои за журнальными вырезками и глянцем ленты. Разных женщин лица закрывали блеск вырванных черепов и боролись они с мыслями, препятствовали обычному их потоку, останавливались для передышки и снова падали от бессилия чувства. И даже знакомые черты старого тёплого дома в картонных новых стенах с плакатами не представлялись чем-то уж близким на всё длительное время бездумного пребывания здесь, и лишь холодом оставалось тут её нахождение. Чем только не была забита эта коробка, но внутри по-прежнему пусто. "Нужно погулять", решила Лиза.
– Что ты здесь делаешь в коридоре, Алиса? Судя по нашим новым часам, до восхода ещё как минимум часа полтора. Ты что, спала прямо тут?
– Не надо… Много слов!
– Может, душ тебя подымет? Раз уж, мы всё равно здесь и очереди нет.
Бьющий по голове пар снова лежал далеко за видимыми границами организованного здесь душа, оставаясь на теле памятью ещё очень долгое время за вырезанными деталями, он, поднимаясь, поднимал их. Не было между ними линий.
Горькостью оставалась та не унесённая водою печаль по характеру окружающих неприятностей, отстранённость в книжном бардаке, неразговорчивость и отведённый взгляд в сторону ту, где никого нет. Скрываемая душащая серость идеально выставленной здесь квадратной плитки прозрачной мокрой плёнкой, стало быть, была запечатана в стенах этих надолго. Ни скола, ни царапины за ней не было, даже цементного шрама острый мазок ниоткуда не выпирал. Так здесь было неприятно оставаться надолго.
Водою были смыты все сомнения и страхи, а за ними маски. Лицо её, всё наполнение настоящее исчезло, оставив для зрителя постоянно возвращающийся в свою форму контур тела девушки, и была та этим страшно напугана. Всё с неё сошло, всё притворство. Ничего не оставалось ей, как скрывать проскакивающие в её пустом лице эпизоды жутко больного прошлого. Не было в них ни коридоров, ни улиц, ничего, где можно было бы свободно дышать.
Колени бледных тонких ног соприкасались друг с другом, и пузырями пены были закрыты позорные ссадины на них. Казалось это медленным режущим мгновением возвращения на несколько часов назад, когда звон цепей на руках не давал ей крепко уснуть. Она испугалась и уже не могла выйти из того дальнего угла.
– Тоска это совсем не о хороших временах, как я думала. Это комфорт в те моменты нашего счастья, которых уже нет. Воспоминания о безвременной гармонии, равновесие.
– Выходит, остаётся бесконечно балансировать меж двух состояний? У меня перевес в одну из сторон, и далеко не в хорошую. – неожиданно спокойно сказала Лиза, сидя рядом.
– Почему ты до сих пор жива?
– Может быть, потому что меня нету, буквально нет как человека. Бросила своё единственное счастье, испугавшись, что с ним буду стоять настоящая я, хотя, сама ещё её не приняла.
– Мне начать беспокоиться о нём?
– Мы с тобой не в отношениях, о чём ты! – она улыбнулась своей подруге и отрицательно помотала головой.
– И снова по больному…
Тучи сгущаются над светом их, что дан им для сопротивления мгле. И был им мир жёлтой стеной
