них не было. Были разные карты за стеклом, все с невероятно важными заметками на них чёрным фломастером, с пунктирными линиями от толстых точек до домиков с треугольными крышами вблизи речек и некрупных озёр. Часы, само собой, куда же без них. А без них как раз-таки трудно было поддерживать порядок дел внутри этого маленького убежища. Только возвращение времени, дня и ночи стало и хлебом и плетью. Неразборчивые гербы всё теми же художественными инструментами, поля для пожеланий, просьб и жалоб, собрание разных листовок над измученным столом, что с книгой стоит. Провода, уходящие аж в мусорные вёдра. "Забавно всё это смотрелось. Здесь, пока что, все пытаются сохранить всё, как было раньше, или, наоборот, привнести всё старое в новое".
"Ну вот, собственно, и она – прачечная". К несчастью, самый маленький из всех возможных оставленных под рабочую зону кабинетов, доверху забитый разными стиральными машинами, вёдрами, корзинами и другим множеством предметов, уменьшающие площадь помещения внутри. Если не её, то чей-нибудь чужой спальный комплект точно заваляется среди всего этого визуально шумного мусора, правда, суметь протиснуться как меж вещей, так и меж тех чувств, что набросятся на неё с открытием двери, будет невероятно сложно. "Невероятной посчитает Лиза мою идиотскую смерть внутри этой железной леди".
Стены внутри казались двумя женскими головами, неловко пытающиеся поцеловаться, они сокращали расстояние между собой, оставляя всё меньше и меньше воздуха для неё в этой комнате. Развевающаяся ткань за дверью, в которой она неловко запуталась, легко вздрагивала от проходящего сквозь тело Алисы сквозняка, дотрагивалась порванным углом до потолка и падала обратно девочке на голову. Трудно было.
В каждом углу за ящиками с постиранными вещами на гвоздиках не понятно для кого висели самые разные занавески: длинные, короткие, голубые и розовые. И ни одна из них ещё не упала на плитку, все до единой собирали пыль и паутины наверху, перебрасывая её на крутящуюся внутри девушку. Попадая внутрь, представлялась эта история вернувшимся на мгновение комнатным дождиком, который размывая субъективный взгляд на существующее за этой дверью пространство, попадал прямиком в такие же пыльные закрома памяти о сырости осенних ливней. Не имеющая устойчивой формы сила, уже долгое время удерживающая серьёзное давящее чувство на грудную клетку Алисы медленно приближалась к шее, наслаждаясь её тщетными попытками глотнуть воздуха.
Перегорает последняя оставленная в этом коридоре "живая" лампа, а вместе с ней и потухает тлеющий огонь уверенности в своём деле, и искрами крохотной надежды он догорает где-то уже глубоко в тёмной расщелине. Где бы ему снова здесь взяться? Бумажные пакеты, что за углом, вдруг, захрустели под чьими-то ногами. Сердца удары прокатывались лёгким покалыванием по всему дрожащему от тесноты телу. Стены стали ближе. Зеркало, стоящее в углу с отражающимся в нём пустым чёрным силуэтом человека не трескалось и не билось, переворачивая вход для паникующей девочки, оно тонуло. Снега больше там не было.
– Стоять и мириться это не о тебе. Ясно, почему в школе тебя всегда выставляли за двери, как ты рассказывала. – выдохнула Лиза, взяв свою подругу под руку.
– А ты опять соврёшь, что глаза у нас не похожи?
Дверь захлопнулась, оставив девушек наедине друг с другом в окружении мятой бумаги и перевязанных скотчем стройматериалов.
– Ну, так… Значит, у тебя клаустрофобия?
– По прибытию дыма меня насильно держали в подвале дома, в тесной сырой кладовке. Те люди, по видимому, обезумели от безнаказанности, я слышала беспорядки снаружи…
– А потом ты попала сюда? – Лиза накинула свою куртку на неё, чтобы согреть, но не придала смысла чему-то, что находилось во внутреннем кармане.
– Кузов машины был большим испытанием, сама понимаешь.
– Да, конечно.
Возможность сблизиться с собой через общение и помощь близким людям было истиной.
– Хочешь, мы бы могли вместе попробовать сделать первые шаги к уменьшению этого страха?
– Почему? – задыхаясь, спросила Алиса.
– Мне кажется, в тебя я вижу лучшую себя: смелую, упорную и здоровую девушку. Пожалуйста, позволь мне помочь себе и отразить в картине только самое важное.
Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете.
Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир.
Пустая и откашливающаяся разными сумками с вещами старого мира комната первого этажа вела себя неспокойно для привыкшего к постоянной тишине ковчега. Гром споров гремел за той дверью, всё никак не унимаясь.
– Страх отбирает у людей их мечты. Недопустимо, чтобы волна паники прокатилась по этому месту.
– Мы все сейчас пытаемся подняться с колен, капитан, так не бейте же по ногам!
– Прошлое не сберёг, не сумел. Но сохранить сейчас имеющееся нужно всеми силами. Я думал только о тебе, только о твоём здоровье всё это время. Неужели… Я для тебя злодей?
– Давайте-ка взглянем: вы предали людей, вы предали себя, и меня тоже, – крикнул в ответ ему Кирилл, внезапно поднявшись, – я не позволю втянуть себя в ещё одну войну.
Желание младшего даже видеть перед глазами этого человека обращалось отвращением, из-за чего он неловко стал бродить из одно угла в другой в ожидании момента, пока дорога к выходу не будет свободна. Конечно, рядовой жалел, что по собственной глупости не успел уйти вместе с Филиппом на поиски его девушки, а задержавшись здесь, стал заложником этих неприятных выяснений отношений. Он оказался беспомощен и истощён, чтобы продолжать, пустив всё на самотёк.
– Хватит пялиться на пустую полку, скажи, мне нет прощения?
– А вы воскресите тех людей? – неохотно проговорил тот.
– Я сдохну лучше, но обещание своё сдержу всегда, запомни это!
Жалкий подарок – вечность. Были на тех окрашенных стенах разного размера доски с вывешенными на них цветными бумагами об обязанностях каждого пребывающего здесь. Что-то было вовсе порвано от несогласия.
Высовываться лишний раз наружу, в зал, к остальным людям в военной форме, конечно, было нежелательно. Лишний вопрос запросто бы выдал в Кирилле неприятеля со злым умыслом, что разрушило бы операцию по поиску девочки. Но стоит признать, что он постоянно находится в размышлениях под влиянием большого стресса, обдумывая десяток ответов на самые разные возможные эпизоды. Минуты тянулись как часы, а счёт всех кожаных портфелей под столом уже подходил к концу.
Были те дни тёплыми, были те дни шумными. Сверхпространство со знакомой музыкой тревожило. Это оно им снилось постоянно. Где те были? Огни красные, зелёные, синие. Мигающие друг за другом как снова будут повешены? И холод более не остр при взгляде на них, а ароматы
