множество. Все они колебались и прыгали с места на место, совершенно не понимая своей роли в этой ситуации. Бесконечная колыбель ошибок, отделённая от таких же отвратных вариантов будет вечно преследовать его вечно. Вечно.
Слова в голове повторялись, причём одни и те же, застрявшие в прокрутке. "Вот и он – последний рывок!". На белый шум дробились его шаги под взгляды хмурых людей в форме, смотрящие, кажется, отовсюду. В этом он видел правду и высвобождение от зла. "Я не был счастлив, вот, что я хотел этим сказать. У меня нет выбора, у меня есть только имя".
Перешагивая покрышки, запинаясь об них, оказался привязан он к лестнице, что перед ним. Внизу свет белый, а наверху красный. Не забывал он о бродячем позади человеке опасном. Раздвигал рукой плёнку, нырял в коридоры, искал двери открытые, куда бы мог дёрнуть. Надпись на лестничном пролёте чёрной краской, что была неаккуратно написана: смелость в крови. Пугала его. Шёл вперёд, касаясь бетона как проводника своего кому сильнее всех доверял, полагался на слух, а не на зрение, что подводило. Читал граффити последние, вникал и представлял, как их пишущего мастера застал. Ламп боялся и их избегал. Аккуратно коробки с гвоздями переступал. Пачки денег в бочках ярко горели. Лиза? Проходящая мимо та девушка была не она, но, вдруг, заговорила:
– Тридцать третья комната на первом этаже занята кем-то, а кем, я не знаю, не видела. Может быть, ещё не всё кончено?
– Ты покажешь где?
– Да, – протянула она ему левую руку, – идём!
Расхождением предстал вид тех предметов: синие, зелёные и красные линии находясь друг под другом, рушили тонкие ткани представления мирадействия. Брошенные точки. Чёрный пол как дым снаружи не переставал терзать. Переживших мрака ужас было не так много, как казалось. Большие железные двери, за которыми, наверняка, хранится не одна тайна, были заперты, закрыты ото всех яркой жёлтой лентой. А над ними воздуховода трубы и вентиляции. Колонны серые побитые.
Вела Филиппа девушка вглубь бетонного муравейника никуда не торопясь: не останавливалась перед заграждающими выход людьми, была груба, но осторожна. Парень хорошо её понимал, ведь, не так давно и сам был в похожей роли. Старался он не отставать, хоть и постоянно оглядывался на пролетающие мимо него развилки. Кругом мусор и разные строительные материалы для будущих работ по обустройству уже поднимающегося на ноги лагеря, как-никак, поддержка ковчега не стоит на месте.
Люминесцентная лампа одна была в том помещении, одним единственным одиноким огнём среди страшного, режущего мысли бетона. Небольшое поле света выпрыгивало из маленькой трубочки под защиту заграждающей закрытые зоны металлической сетки и укрывалось за трубами от страшных звуков откуда-то за углом. С этим ничего не поделать, нужно идти вперёд. "Справа от себя, как только мы вышли из коридора, заставлен был один из проходов к дальним дверям строительными лесами". За закрытыми дверями слышен был металлический звук, а по высоким потолкам бегала плесень.
Они зашли внутрь, и первое, что Филипп заметил, были свисающие с потолка провода, готовые в любую секунду затянуться на шее у неосторожного зеваки и повесить его прямо у входа. Состояние бетона под ногами пугало. "Как бы не обвалился…". Один единственный раскладной стул под лестницей и его тенью тихонько стоял там, спрятавшись ото всех.
"Тридцать, тридцать один, тридцать два", считал он номера на бумагах, крутя головой. "Тридцать третья!" и оказалась та дверь на вид намного толще остальных, грубее за счёт разных вмятин, а золотая ручка и вовсе была донорской. Фанерные листы, что её окружали, были не тронуты и оставались чистыми.
Предстала перед ними неубранная грязная комната, захламлённая открытыми на случайных страницах книгами, разорванными цветными картами с чьими-то пометками фломастерами, и горой самой разной ткани на стенах. Бумажные стаканчики упали с разбитого комода от сквозняка на окрашенные дощечки разобранного шкафа. Спинка стула тоже валялась неподалёку от них. "Неужели, с ней всё было настолько плохо? Неужели, в её жизни ничему не нашлось места?"
– Лиза? – прошептал он, остановившись в дверном проёме, – Ты здесь? Это я, Фил. – "кучка одеял, что лежали на кровати, может, она там спит? Не слышит, может?".
– Никем не открывалась она, потому что здесь никто не живёт. Я думала это жилая комната, а оказалась кладовкой. Прости меня, здесь её нет…
Не успел он одуматься, как был отдёрнут с того места, а после нескольких поворотов ключа и звонкого щелчка замка, дверь оказалась заперта той девушкой. "Здесь её нет. Как так?". Зашевелились, вдруг, стены, зашагали колонны вокруг его дрожащего остывшего тела. Любовь сквозь пальцы утекала на твёрдые ботинки. Только кулаком по плитке бить не стал на этот раз, не стоит. Вода сочилась из погнутых труб на разбитые столы, образуя блестящие лужи под ногами и создавая преданную забвению мелодию, дополняющуюся звоном летающих снаружи металлических листов. Хруст резины пронёсся громким эхом по всему лагерю, оставляя оглушительное воспоминания о недавней потере со счастливой особенностью снова что-либо чувствовать. Это было прикосновение двух разных рук вне видимого мира, и не видно было им друг друга тоже.
– Если, вдруг, она однажды появится, передай, пожалуйста, эту вещь, – парень стянул с правого запястья белую ленту и протянул его девушке.
– Ты уходишь?
– Пройду её маршрутом от начала до конца, сколько бы мне это не стоило. Но прежде, в последний раз осмотрю здесь каждый чёртов угол.
Это так странно, когда так долго чего-то желаешь и боишься, что в конце всё это окажется бессмысленным, никуда не ведущим тупиком. И в этот момент, абстрагированный человек выходит за рамки своего сознания, тела и жизни, глядя сверху на самого себя, не забывая о том, где он сейчас и думая: а к чему всё это? К чему всё это ведёт?
– Как сильно ты её любишь? – медленно проговорила она.
– Так, что закрываю глаза на кровотечения… – никакого больше хруста снега под ногами, ни тяжёлого дыхания через кашель, ни болтающихся стальных пуговиц на куртке.
Оранжевые блики отскакивали от чёрных перил где-то неподалёку от громадных мраморных ступеней и разбивались об заколоченные досками огромные окна, создавая интересную игру света и причудливые узоры.
Разрушения пола грохот взорвался в голове у растерянного подростка, в тяжёлых терзаниях принимаемый решение о пути своём дальнейшем долгим, мучаясь, держался вдали. Идти то, ведь, вперёд, конечно нелегко, когда назад вернуться ничего не стоит. Но, не в этом ли жизни смысл? Так и лежал он на полу, осторожно проводя пальцами
