но я исчезаю прежде, чем он успевает полностью развернуться.
Раны, что я оставляю у него на спине и груди, глубоки, но не настолько, чтобы поставить этого гиганта на колени. Они ослабят его, а это уже полдела.
Я бью его снова, и мужчина воет. В его вопле больше ярости, чем боли, и я снова исчезаю в тот момент, когда он только поворачивается ко мне лицом.
– Стой на месте, жалкая сучка! – рычит он, его мышцы напряжены, он бешено крутится на месте, пытаясь отыскать меня.
В ответ я выхожу на свет в другом конце комнаты и бросаю в него два кинжала: один вонзается в основание его шеи слева, другой уходит по самую рукоять в плоть под ключицей. Я исчезаю прежде, чем его бешеные глаза успевают проследить за мной. И тогда он делает то, что, как я надеялась, он не сделает, пока я не нанесу еще несколько ударов.
Он отходит как можно дальше от тени и произносит заклинание, от которого в комнате становится светло. Свет не изгоняет все тени из комнаты, но делает мою задачу заметно сложнее.
– Значит, Тиллео скрыл от нас, что владеет высокородной сукой, – рычит Гартокс, вырывая кинжалы из кожи и мышц так легко, будто это лишь занозы. – Надо было догадаться, когда «скорпионы» говорили, чтобы я даже не смел смотреть на тебя.
Кровь бьет фонтаном из раны на его горле, но и это не дает мне надеяться на то, что из-за нее он сдохнет или заткнется на хрен.
– Неужели высокородная щель слаще на вкус, только потому что у тебя меж бедер течет кровь богачей? – Гартокс вновь тянется, чтобы погладить свой член, а его взгляд мечется по оставшимся в комнате теням. – Вот что так нравится Ордену Скорпионов в тебе? Почему твоя мамаша продала тебя? Твоя высокородная пизда слишком отвлекала твоего папу?
Он смеется, но я игнорирую его насмешки и раздумываю, куда ударить теперь.
– Ты думала, что сможешь спасти своих подружек? – усмехается он. – В конечном итоге, именно храбрецы кричат потом громче всех.
Пока он веселится, я выхожу из левого угла позади него, гнев сочится из каждой поры. Но прежде чем я успеваю поднять кинжалы и броситься на него, раздается треск, а затем меня пронзает боль.
Спотыкаясь, я отступаю в каменное углубление за спиной, а затем смотрю вниз и вижу, что оба кинжала глубоко вонзились мне в плечо. Правая рука тут же немеет, и клинок, что я держала наготове, падает на пол.
Дерьмо!
Усилием воли я прогоняю тревогу, звучащую в моем сознании, и заставляю себя перестать чувствовать боль. Тени утягивают меня обратно в свои прохладные, безопасные объятия за миллисекунду до того, как две огромные руки готовы обвиться вокруг меня.
Гартокс вопит от разочарования, а затем принимается бегать от одной тени к другой, ожидая, что я вот-вот выйду из одной из них.
Вариантов у меня немного. Есть кусочек темноты возле большого шкафа, который Гартокс еще не заметил, или я могу спрятаться под кроватью; в любом случае мне конец.
– Если ты побежишь, маленькая шлюшка, я тебя поймаю, – рычит он, когда в комнате снова становится тихо. Я слишком долго прячусь. – Тиллео тебе сейчас не поможет, тупая ты сука. Как только ты вмешалась в мои дела, ты стала моей. Если мне придется платить за твою пизду на Торгах, чтобы завладеть ею, я сделаю это. Я разорву тебя и буду трахать до тех пор, пока ты не сможешь больше кричать. Потом я найду тебе лекаря и сделаю это снова и буду продолжать – снова и снова, и снова. Ты пожалеешь, что не оставила своих подружек умирать. – Гартокс орет, его угрозы отскакивают от каменных стен, и от них не скрыться.
Я наблюдаю за ним из безопасного места – из серой тени, она одновременно и принадлежит этому миру, и нет.
По спине пробегает холодок. Я отказываюсь выйти на свет и стать легкой мишенью для «медведя», и это злит его еще больше. Теплая жидкость течет по груди, туника впитывает кровь под нагрудной пластиной и липнет к телу.
Гартокс хватает кресло и швыряет его через всю комнату с безумным воем. И как раз в тот момент, когда оно разлетается о стену, я вижу выход.
Я прыгаю от одной тени к другой, приседаю в новом кусочке темноты под сломанным креслом. Гартокс же принимается рвать балдахин с кровати. В этот момент он поворачивается ко мне спиной, и я прыгаю на него. Кинжал зажат в здоровой руке, я вонзаю лезвие в спину чудовища. Я с силой бью по рукоятке, и кинжал застревает в чужой плоти. В панике я обхватываю его тело коленями и пытаюсь вытащить один из немногих оставшихся у меня ножей.
Но прежде чем я успеваю остановить его, Гартокс отрывает меня от своей спины и прижимает к стене. Воздух покидает мои легкие так же быстро, как рассыпается на части мой план. Я пытаюсь вырваться из захвата, но Гартокс вдавливает большой палец в рукоятки кинжалов, все еще торчащих из моего плеча, и сально улыбается. Я оставила ножи в покое, боясь потери крови и боли, но теперь жалею об этом своем решении – маленькие зазубренные лезвия входят глубже в мое тело. Я сдерживаю всхлипы, до меня доносится мрачный смех Гартокса. Он лишь сильнее вжимает меня в стену, пресекая все мои попытки вырваться из его крепкой хватки.
Я гоню от себя ужас и боль, накатывающие волнами, насыщенный запах крови затмевает все кругом. Мои инстинкты кричат, чтобы я убиралась как можно дальше от этого зверя, но он так силен, что я не могу вырваться из его рук.
Он вжимается в меня, кровь, льющаяся из его ран, пропитывает мою броню. Вдруг я чувствую знакомое покалывание в деснах: поднимаю здоровую руку и тычу пальцем в глазницу Гартокса. Я давлю изо всех сил и надеюсь, что болевой шок хоть немного ослабит его хватку.
Но Гартокс продолжает смеяться, хотя я чувствую, как его глазное яблоко начинает поддаваться под моим пальцем. Я нажимаю сильнее, пытаясь выдавить его глаз, но этот ублюдок только прижимается своим отвратительным членом ко мне, как будто для ничего больше не имеет значения – только ужасное обещание того, что он сделает со мной после. У меня удлиняются клыки – мой страх слишком силен, чтобы тело готово было и дальше скрывать от мира мои секреты. И прежде чем я успеваю задуматься, я наклоняюсь и вонзаю свои острые, как бритва,
