— Бэсова дрима не писака, клянусь хлитовой портянкой. Мрачнюга поднебесная.
Вот и ясность. Частичная. Смутная. С одним необъяснимым явлением — язык. И с одним спорным доказательством — редкое и крайне знакомое выражение. А внешность… Спаренный амулет иллюзии плюс сила айши. И если это так… Полный хлит!
Глава 2, прошлое — Закрытая школа МВВ
3036 год по единому летоисчислению Мелонты
Из межоконных ниш в учительской части центрального корпуса школы желтизной отсвечивали всего три. Ниши всегда были излюбленным местом ожидания у всех, вызванных по той или иной причине к кому-то из преподавателей. А поскольку причины, как правило, к приятным относились редко, то ждали, соответственно, не в хорошем настроении и абсолютно не были настроены принимать ни сочувствие, ни ободряющие шуточки пробегающих мимо счастливцев, не успевших ничем таким отличиться. Поэтому, начиная со второго года обучения, практически все прятались за завесами невидимости, в первый год ставить их еще не умели. Вот чтобы на одну нишу не оказалось двое желающих, свободные подсвечивались. Дело вовсе не в том, что вдвоем не поместились бы, хотя простенки были не особо широкими, так и мы особой широтой не отличались, школьные нагрузки толстеть не давали, а в самой завесе. Она — одно из самых нестойких заклинаний, слетающих от всего подряд. А кому понравится, что в его относительное уединение вторгаются те, от кого уединялся?
Мне это уединение вроде бы не требовалось, ни на что настраиваться или к чему-то готовиться я не собиралась, все решила по пути сюда. Мне нужно было только войти и сказать капитану Сартару, что никаких ошибок в своем поведении не вижу и… ой, не допустите Всевидящие!.. в случае повторения смоделированной ситуации в жизни вести себя буду именно так, а если школу такое мое поведение не устраивает, пусть отчисляют, я не против. Могу и сама уйти. Вот так. Смущало в моем решении меня лишь одно: если задуматься, выходило, что это решение я как бы перекладываю на других. И даже не как бы. А учили нас совершенно противоположному. И Лефлан точно не одобрил бы такого виляния. Не мигай на двери Сартара фиолетовый ромб «не входить», сообразить этого я бы не успела, а так… В общем, стоило еще раз подумать и все взвесить. Не изменить решение, но изложить его так, чтобы оно осталось моим.
Из свободных ниш я выбрала самую дальнюю, с запасом. Вдруг, лишний десяток шагов приведет к соображению еще чего-то полезного? Для начала он привел меня к медальону Мэлавиаты Лаод. Эти медальоны были нашими пропусками, защитой, оружием и постоянной головной болью. Кругляши с вписанными по спирали именами следовало беречь, приучать к себе, почти что приручать, и воспитывать. А они так и норовили влепить в хозяина небольшой, но ощутимый заряд его же магии, выбросить щит в самый неподходящий момент и, самое противное, потеряться. Универсального средства хранить беспокойный артефакт пока не придумал никто, каждый из них требовал индивидуального подхода, изыскиваемого долго и кропотливо. Со своим я более-менее договорилась к завершению второго года, до этого только успевала пищать, получив огненный укус или холодный дождь, ругаться, застряв в паре метров от полигона либо столовой, и разыскивать его по всей территории школы, за ее пределами медальоны вели себя прилично, возмущались выбросом силы только при попытке сказать что-то лишнее. Лефлан свой укротил меньше, чем за год. А Мэла со своим до сих пор не справилась.
С Мэлавиатой Лаод мы дружили. И в спиралях медальона друг у друга были прописаны, поэтому он мне и показался. Никто, чьего имени в спирали не было, увидеть артефакт не мог. Третьим в нашей дружбе и спиралях медальонов был Райнар Льянс. В смысле, я с ним дружила, с Мэлой у Райна была не просто дружба. В отличии от Лефа и меня, их отношениям ничего не препятствовало, и все знали, что как только оба достигнут возраста супружества, сразу отправятся в Храм рассвета за своей связующей нитью. А пока все имели возможность наблюдать, как преображается рядом со стеснительной тихоней Лаод грубиян и задира Льянс. Откуда только брались в нем нежность, забота и бесконечное терпение? И куда девались в общении с остальными? Исключение делалось только для меня и только в присутствии Лефа. Не потому что Райнар его боялся или еще что-то, просто Лефлан непостижимо влиял на окружающих, по нему вздыхали девчонки всех годов обучения, а ребята, даже ровесники, безоговорочно признавали его авторитет. Хотя сам Леф ничего особенного для этого не делал, он не был лучшим в школе, самым сильным магически или физически, никогда не кичился происхождением и достатком семьи, вообще, старался не выделяться. В нем было что-то другое, внутреннее, что притягивало и не отпускало. Впрочем, на наших преподавателей его таинственное притяжение не действовало. Или они это хорошо скрывали и никаких поблажек Лефлану не делали, гоняли наравне со всеми, если не больше.
В общем, будь рядом Леф, вылетевший из-за угла Райнар нашел бы другие слова, а так его даже близость учительских кабинетов не смутила.
— Мрачнюга поднебесная! — Мэла это выражение терпеть не могла, а Райна оно выскакивало по поводу и без повода. Сейчас повод был. С его точки зрения. — Вайра, на это не смотрят, об этом кричат. Хлитову болталку отправить могла? Бэс тебе навстречу! Мэлика в слезах по уши, а ты…
В рыдающую Мэлавиату мне верилось с трудом, под ее нежностью и хрупкостью прятался такой характер, каким не всякий парень похвастаться может. Вот что она носится по всей школе в поисках медальона — это да, не сомневалась. Не найдет за час — будет три часа отрабатывать на полигоне, на ненавидимой всеми дорожке препятствий. Удовольствие еще то. Так что Райна я понимала и знала, что планы на вечер у них совсем другие, но не я виновата, что у Мэлы с медальоном не ладится, и кричать на меня не надо. И желать мне такого не надо, пусть и в виде распространенного ругательства.
Распространилось оно после второй войны за Смурную падь, вампиры принесли. Вампиры тогда потерпели поражение, а Тугдолант обзавелся этим выражением. Девушкам знать его значения совсем не следовало, я и не знала, пока тот же Райнар не просветил, когда при нем так высказалась. В третий год обучения на языковедении нас начинали понемногу знакомить с лексиконом, не принятым в повседневном общении. Естественно, не с бэсом и хлитом, а такими, мягкими, вроде коста и гриха, но так же естественно, что эту область знаний расширить потянуло многих, а о тех, кого не потянуло, позаботились потянувшиеся. Нельзя ведь оставить товарищей в неведении? Нельзя. Так что словарным запасом всех кругов общества мы владели в неположенном по возрасту объеме и, порой, пользовались, хоть не всегда знали, что эти слова и выражения означают, зато сами себе казались взрослыми. Пожелать встречи с бэсом было равнозначно пожеланию продавать свое тело, стать дримой.
— К кюрису такие встречи! Думай, что говоришь, Льянс.
Он сам уже понял, кому и что ляпнул, медленно вдохнул-выдохнул, успокаиваясь.
— Извини, я того… Дурак, короче. Простила?
При всей своей грубости, запальчивости и несдержанности злым Райнар не был, напротив, но доброты своей стеснялся, скрывал. Те, кто знал его мало, верили и не понимали, что нашла в нем Мэла. А те, кто знал поближе… Он был настоящим. Надежным, верным, честным. Как говорили в школе, с таким хоть в бой, хоть в глубину, хоть кюрису за плечи, не подведет.
— Простила. Райн, я его только увидела, не успела еще. Ты сам-то болталку отправил?
— Вот же… мрачнюга поднебесная! На тебя выступал, а сам…
Прозрачное облачко говорящего заклинания улетело искать Мэлавиату. Наверное, она была где-то рядом, быстро прибежала. Подхватила непослушный медальон, подула на обожженные пальцы — потеряшка высказал нерадивой хозяйке свое мнение — пристроила его на законное место с обратной стороны воротничка, и сама уютно устроилась под рукой Райнара. Я подавила вздох. Мне очень хотелось вот так же нырять под руку Лефлана, но он таких вольностей не позволял. Да и у нас же все не так, мы просто друзья, а не пара.
